Значит, пора.
Она уже не могла бороться.
Наоми опустила голову вниз, устав смотреть во тьму перед собой. Хотела опустить и руку — но тут пальцев коснулось тепло. Арен, насколько мог отодвинувшись от стены, сжал кончики ее пальцев, судорожно давя крик.
Крохотное прикосновение, длящееся несколько секунд — все, что было им позволено.
Наоми моргнула. Когда она вновь открыла глаза, они стали золотистыми, а взгляд — почти пустым.
Прости, — беззвучно прошептала она.
Сначала она думала, что сможет побороть это. Даже когда темные, злые мысли захватывали ее целиком, Наоми удавалось взять над ними контроль, ослабить рвущееся наружу нечто. Она ощущала его дикое, неистовое желание вырваться на свободу, расправить крылья и взлететь — Наоми ни разу в жизни не летала, но откуда-то знала, как пьянит чувство полета и высота.
Однажды она очнулась на крыше многоэтажного дома, стоя на самом краю — люди и машины внизу казались такими крошечными, такими незначительными…
Такими ничтожными.
Ты можешь убить их всех, — донеслась до нее ясная мысль. — Только дай мне волю. Уступи.
Но Наоми не хотела убивать всех. Там были люди, которых она любила.
Она скорее позволила бы себе умереть, чем поставила бы под угрозу жизнь Арена. И когда бороться не осталось сил, она ушла — чтобы спасти его. Потом согласилась пойти с Изаму — чтобы спасти все, что ей дорого.
То, что жило внутри нее, хотело чужих жизней. Наоми стала слышать пение оружия — молчащее до этого момента, оно вдруг начало взывать к ней. Клинки, ножи, мечи, веера — все это звенело, дрожало и пело в предвкушении битвы.
Тогда Наоми избавилась от всей своей коллекции в обмен на амулет. Она все равно не смогла бы оставить ничего себе — искушение взять в руки оружие было столь сильным, что она могла часами сидеть с кинжалом в ладони, слушая звон стали, рассказывающий о давних сражениях.
Она слышала этот призывной крик и сейчас — наверху у кого-то было оружие. Ее глаза широко раскрылись, пальцы на руках дернулись, скрючиваясь, как лапы хищной птицы.
— Наоми…
Она не откликнулась. Это было не ее имя. Ее звали не так.
Повернувшись, она дернула цепь — стена дрогнула, пошла трещинами. Вырвав крепление, она встала, распрямила плечи, запрокинула голову, уставившись в потолок. Сверху ходили люди — люди, хотящие сделать ей больно.
— Наоми…
Она опустила взгляд на Арена. Он смотрел на нее — цвет его глаз стал густым от ужаса, но там было и кое-что еще: надежда.
Он все еще надеялся, что она вернется к нему.
Она сделала шаг, склонилась — от него пахло чем-то родным, до боли знакомым. Чем-то, навевающим мысли о безопасности. Чем-то, что она очень любила.
Но разве это важно теперь?..
Ее рука с хищно изогнутыми когтями легла на его шею, сжала, чтобы не слышать. А он все еще звал ее, шепча пересохшими губами чужое имя, жадно глотая воздух в перерывах между отчаянным шепотом.
Пока окончательно не затих.
Глава 10
Ах, сколько б ни смотрел на вишни лепестки,
В горах, покрытых дымкою тумана,
Не утомится взор!
И ты, как те цветы…
И любоваться я тобою не устану.
(Ки-Но Томонори)
В этот раз темнота не казалась старым другом, что протягивает руку помощи в трудный момент — она обратилась врагом, вязким и жадным болотом, утягивающим Арена на самое дно, лишая возможности кричать и дышать.
Но даже когда его рот наполнился теплой густой тьмой, когда в легкие хлынула черная тягучая жидкость, он все еще мог думать. Его мысли — пока что — принадлежали лишь ему. И Арен вспоминал: заразительный смех Наоми, ее удушливые тяжелые духи, остающиеся шлейфом на мягкой коже, сведенные к переносице брови Ринджи, рука брата на плече…
Сотни отрывков из его жизни, которые казались несущественными, но на самом деле несли в себе особую ценность. Простые, малозначимые вещи, за которые сейчас Арен был готов отдать что угодно, лишь бы пережить их вновь.
Знакомые лица мелькали в хаотичном круговороте воспоминаний, не давали закрыть глаза и безропотно уступить темноте, заставляли бороться. Напоминали, что ему есть ради чего сражаться — в мире, оказывается, было столько всего, ради чего хотелось жить.
Стиснув зубы, Арен вынудил себя сопротивляться малодушному желанию — его легкие горели, голова раскалывалась от боли, каждая мысль приносила острую, невыносимую ломоту в теле, — но он сделал последний рывок и вынырнул на поверхность.