Открыл глаза.
Вокруг было по-прежнему темно и пахло благовониями, но сама камера пустовала. Наоми ушла, выдернув с мясом железную дверь. Глядя на вывороченный металл, Арен отрешенно подумал, что не может представить ту, что способна на такую силу. В его голове все еще мелькал образ Наоми — темный шелк волос, алые губы, — дразнил, изводил и мучил, напоминая, что такой Наоми больше нет.
Есть другая — тэнгу. Чужая и далекая.
Та, о ком слагали легенды. Чудовище с крыльями из сотен тысяч перьев, каждое из которых было острее клинка. Непревзойденное в искусстве сражений существо, ходившее по земле до того, как люди возвели храмы — по рисовым полям, наполненным влагой, по темным, бесконечным лесам и топким болотам, где багульник пах перебродившим пряным вином.
С трудом Арен прислушался, игнорируя шум собственной крови и пульсацию в висках. В подвале царила вязкая тишина, разбавленная монотонным звоном разбивающихся о пол капель — где-то текла вода, и через этот ритмичный, въедливый звук слабо просачивалась песня, напеваемая мужским голосом.
Через секунду Игараси услышал и другое — стук тайко, сплетенный с пронзительными нотами бивы. Эта странная мелодия завораживала — и пугала тем, как органично в нее проникли женские крики боли.
Наоми, — даже не подумал, а почувствовал всем телом Арен.
Ей нужна была помощь. Его помощь.
Он поднялся, опираясь на влажную и холодную стенку, сделал несколько неуверенных шагов. Путь до лестницы показался ему неимоверно длинным, но, увидев крутые ступени, ведущие наверх — не меньше двух десятков, он понял, что самое трудное еще впереди.
Едва сдерживаясь, чтобы не опорожнить желудок от беспрестанной тошноты, вызванной ударом по голове, Арен упрямо преодолевал ступеньку за ступенькой. С каждым новым шагом крики и песня становились отчетливее и громче — это придавало ему сил, заставляя под напором ярости забыть о боли.
Пульсация в висках нашептывала ему: ты ей нужен, и он шел вперед.
Когда впереди замаячил оранжевый отблеск свечей, расставленных по периметру пустынного каменного зала, Арен остановился на мгновение, впитывая в себя новые запахи — крови и воска, а затем осторожно подкрался к приоткрытой двери.
Наоми — или то, что жило в ней — лежала на полу. Свернувшись в позе эмбриона, она поджимала колени к груди, безотрывно следя взглядом за Тоямой, который расхаживал вокруг нее с чрезвычайно вальяжным видом. Зубы Наоми были сцеплены так крепко, что Арен видел, как напряжена ее челюсть, но иногда тонкий крик или глухой стон все же просачивались меж сжатых губ. Темные глаза бывшей супруги были наполнены гневом, а черные волосы прилипли к влажной от пота и крови коже — все тело Наоми сотрясала крупная дрожь, которой она отчаянно сопротивлялась.
Борьба, которую она вела с чудовищем, залезшим внутрь ее реберной клетки, была очевидна не только Игараси, но и Тояме. Склонившись над своим экспериментом, он перестал напевать протяжную песню и утомленно сказал:
— Прекрати сопротивляться.
Наоми, смотрящая на него с болью и ненавистью, только крепче сжала зубы, но ее шрамы на спине — те самые, что Арен целовал сотни раз, прижимаясь губами к неровной и нежной коже, начали кровоточить сильнее.
— Это все равно бесполезно, — поведал Тояма с хитрой улыбкой. — Ты не сможешь долго сдерживать себя, как не могли многие до тебя. Каждый думал, что он особенный, что он выше убийств и крови, но каждый ошибался. Знаешь, почему я выбрал тебя? О, я сразу понял, что ты справишься. Ты была так похожа на одну девочку… Ее родители верили в то, что дочь, обретя могущество, станет их светом. Они были больны… Йоко была удачным экспериментом, пока не сбежала и не убила семейную пару, живущую на другой стороне горы Минобу, а после покончила с собой.
Арен стиснул зубы. Имя убийцы его родителей… Но истинный виновник сейчас продолжал говорить:
— Прими свою новую суть. Не противься.
На этот раз Наоми ответила — голос был глухим и сорванным от криков:
— Это не я.
— О, нет, моя дорогая, — рассмеялся Юкио. — Это как раз ты. Неверно считать, что твоим телом овладело чудовище.
Он с заговорщическим видом, так, будто сообщал великий секрет, прошептал ей:
— Нет никакого чудовища, есть только ты. Ритуал не призвал кого-то в твое тело, он изменил тебя. Как гусеница становится бабочкой, так и ты стала тэнгу.
— Ложь, — прорычала Наоми. — Мне не нужна чья-то кровь.
— Я не вру, моя дорогая, — с лукавой улыбкой покачал головой Тояма. — Ты была озлобленным, брошенным и одиноким ребенком, который постоянно подвергался боли физической и эмоциональной. Конечно, тебе нужна кровь. Ты хочешь утопить в ней весь мир.