Я пробудился вдруг.
(Басё)
Половину ночи он не спал. Честно пытался, однако все было против: подушка казалась слишком жесткой, одеяло — чересчур тяжелым, а в комнате царила духота. Не выдержав, Арен поднялся и открыл балкон — по ногам хлестнул холодный апрельский ветер, наполненный тонким ароматом свежих зеленых побегов и едва уловимым намеком на никак не хотевшую уходить зиму.
Вернувшись в постель, он прикрыл глаза и замер в удобной позе, отсчитывая про себя секунды: один, два, три…
Считать овец всегда виделось дурной идеей, поэтому он просто терпеливо вел счет времени, надеясь, что собственный монотонный голос в голове поможет отключиться.
Наоми в такие моменты всегда просыпалась — если он долго не мог заснуть, она сонно шевелилась рядом, нехотя открывала глаза и бурчала что-то нехорошее. А потом, невзирая на его просьбы спать дальше, принималась рассказывать какие-то идиотские истории, которые Арен совершенно не помнил — ее хрипловатый низкий голос действовал лучше снотворного, и Игараси засыпал ближе к середине рассказа.
Но Наоми здесь нет. Он научился жить без нее, хотя поначалу было непривычно.
Пусто.
Он тянулся правой рукой, желая нащупать ее во сне и по-хозяйски прижать к себе, иногда продолжал вслух ворчать, когда не мог найти по утрам какую-нибудь мелочь вроде запонок. Наоми всегда чудесным образом знала, где что лежит, и всегда смеялась над ним, укоряя в невнимательности.
Арен не заметил, как с каждым днем она смеялась все меньше и меньше, пока однажды с удивлением не обнаружил, что вместо любимой, ласковой и забавной Наоми одну постель с ним делит настоящая мегера.
Претензии посыпались, как горох, стоило спросить, в чем дело — оказалось, она недовольна всем: и поздним возвращением домой, и частым отсутствием, и даже тем, как он выражает эмоции.
— Я не чувствую твоей любви, — не мигая, она смотрела на него с вызовом. — Это проблема.
— Это все твоя блажь, — снисходительно отозвался Арен. — Как я могу тебя не любить?
Он был готов положить весь мир к ее ногам — как она могла не чувствовать этого?
Но Наоми не чувствовала. Ей было мало. Хотелось большего — поклонения, восхищения, раболепия. Она давила на него, с каждым разом заходя все дальше — безобидные истерики сменились грандиозными скандалами, которые, в свою очередь, превращались в дни молчания.
В такие моменты Арен фактически жил в офисе — дома его ожидал враг. Враг, которого он любил. Только по этой причине Игараси до последнего сдерживал себя — ему не хотелось уничтожать Наоми; он знал — если они схлестнутся всерьез, ей достанется больше.
И с каждым разом сдерживаться становилось все труднее.
Арен перевернулся на другой бок, перестав обманывать себя — так он не уснет. В голове постоянно мелькал образ Наоми: ее темные, слегка прищуренные глаза, черные гладкие волосы, похожие на…
На то перо из ее ящика. Крупное, блестящее. Антрацитовое. Любимый цвет Наоми — черный она обожала, носила даже дома — и, Арен был уверен в этом, в день похищения она тоже была в черном.
Игараси тоже выделял черный из других цветов, но у него имелась причина — на темном не видно пятен. Если Наоми мертва…
Он открыл глаза, вглядываясь в светлеющий во тьме потолок. Думать о ней не хотелось, но уснуть никак не получалось. Он снова и снова возвращался мыслями к жене, перебирая воспоминания: вот Наоми, сидящая напротив него в огромной ванной, сдувает с ладони пену прямо ему в лицо, вот радостно улыбается, кружась под лепестками опадающей вишни… Комната наполнилась призрачным заливистым смехом.
Временами она была сумасбродной. Могла предложить откровенную чушь — на этой почве они нашли общий язык с Макото; а еще Наоми всегда хохотала с его глупых шуток, в то время как Арен и Ринджи только переглядывались, закатывая глаза.
Наоми-Наоми-Наоми.
— Я так люблю тебя, — однажды сказала она. — Клянусь, мне кажется, что мое сердце разорвется, если тебя не будет рядом.
А потом был бракоразводный процесс, во время которого Наоми презрительно морщилась, стоило Арену войти в помещение. И сердце ее не разорвалось.
Может, у нее его и не было вовсе — сердца. Только красивая, пустая оболочка.
Лицо Наоми снова появилось в памяти. На этот раз она была грустной — они смотрели какой-то дурацкий фильм, мелодраму, и Наоми внезапно начала рыдать. Он даже не понял, что именно ее опечалило — на экране герои счастливо обнимались, а Наоми поджимала губы и часто моргала, шмыгая носом; щеки и подбородок блестели от слез…