Рука с тесаком упала вдоль тела, другая, та, что с молотком, тоже обвисла, и Грифф поблагодарил Господа, что все обошлось, когда у него за спиной снова раздался голос, скорее даже крик, Макуэйда:
— Давай включай!
«Что — включай?» — недоуменно подумал Грифф, пока Макуэйд продирался сквозь строй людей. Лишь тогда он разглядел зажатый в руке Макуэйда наконечник пожарного шланга, длинный и блестящий, который протискивался сквозь толпу, похожий на сдутую белую змею. Внезапно змея перестала казаться сдутой. Напротив, она налилась внутренней силой, распрямилась, и из бронзового наконечника ударила тугая, пенящаяся струя воды. Макуэйд крепко удерживал шланг, вжимаясь спиной в груди стоявших за ним людей и направляя струю на Чарли и Стива. Напор был настолько силен, что сбил Чарли с ног. Тесак выскользнул из руки и в потоке воды зацокал по полу. Стив поднял руку, намереваясь закрыть лицо руками; киянка также упала на пол, тогда как сам он пытался укрыться от ошеломляющей струи воды. Наконец она и его сбила с ног, и он, отфыркиваясь, покатился по полу, тогда как Макуэйд, приближаясь, продолжал поливать их из шланга, словно охаживая длинным белым хлыстом. Это продолжалось до тех пор, пока оба мужчины не разрыдались и слезы не хлынули из их глаз, смешиваясь со струящейся по лицам воде.
— Порядок, выключай! — послышался оклик.
Словно по мановению волшебной палочки, поток воды прекратился. Взметнувшись в воздух на момент, он опал, как только перекрыли вентиль, и из бронзового наконечника на пол полилась лишь белесая, пенящаяся струя, иссякавшая с каждой секундой.
— Мак, — сказал Грифф, — едва ли была необходимость в этой мере…
— Убирайтесь отсюда! Пятницу можете доработать, а потом чтобы ноги вашей на фабрике не было, ясно?
Чарли и Стив поднялись на ноги, потрясенные, очумленные, все еще плачущие. Они пошли сквозь толпу, и та внезапно стала расступаться, рассеиваться. И ни звука не раздавалось — разве лишь шарканье ног по полу.
— Да он же мне всю чесучу погубил, — прошептал, скорее даже прошипел Джорд на ухо. — Материала на тысячи долларов.
До них донесся звук вновь заработавших механизмов. Никто не проронил ни слова. Закроечный цех возобновил работу, снова застучали швейные машинки. Закройщики стояли словно ошалевшие и какие-то потерянные — ноги в воде, насквозь промокшие, а вокруг на столах — кучи вконец испорченного материала.
Макуэйд обронил шланг, конец которого шлепнулся прямо у его ног.
— Кто здесь за мастера? — спросил он.
— Ну, я, — отозвался Джорд.
— Верните своих людей на работу. Возьмите любой материал, который вам понадобится, из кожного цеха… Если надо, позвоните вниз. И вызовите парней из хозяйственной службы, чтобы убрались здесь!
— Слушаюсь, сэр, — сказал Джорд.
Гриффа внезапно затрясло, однако он взял себя в руки и довольно спокойно проговорил:
— Мак, вы… вы не должны были так поступать.
— Грифф, «Титаник» ерундой не занимается, — теперь уже с улыбкой проговорил Макуэйд. — Если бы я позволил этим двоим выбиться из общего строя, взбунтовалась бы вся эта чертова фабрика. Мы заинтересованы в выпуске продукции, не так ли?
— Да, но существует такое понятие, как…
— Итак, мы потеряли часть материала. Ну и черт с ним. В конце концов, его можно будет подсушить и снова пустить в дело. Я переговорю с Коллинзом из кожного отдела о том, как это сделать. Пока же каждый сотрудник, работающий на этом этаже, будет знать, что мы не намерены терпеть всякую ерунду, когда занимаемся выпуском обуви. И вы удивитесь тому, как быстро эта весть облетит всю фабрику.
Грифф никак не мог унять дрожь.
— Я… я уже взял дерущихся под свой контроль, — сказал он. — И не было никакой необходимости пускать в действие шланг.
— То есть вы что, осуждаете меня? — с ухмылкой спросил Макуэйд.
— Не было никакой необходимости прибегать к шлангу, — тупо повторил Грифф.
— Пойдемте, Грифф, я угощу вас чашечкой кофе.
Макуэйд по-прежнему улыбался, и Грифф сказал себе, что не сможет дать человеку в зубы, когда тот улыбается.
— Ну ладно, — сказал он, и его дрожь внезапно унялась.
Вместе с Макуэйдом они пошли вниз по лестнице, хотя на душе у Гриффа было тревожно.
Мария Тереза Диаз работала в отделе упаковки. В ее функции входило взять готовую пару обуви, вставить в каждую туфлю распорку для сохранения формы, обернуть их папиросной бумагой, уложить в фирменную коробку фирмы «Джулиен Кан», закрыть и поставить на тележку рядом с точно такими же коробками. По мере заполнения тележку увозил грузчик, который опускал ее по наклонному пандусу на нижний этаж, в складское помещение. Мария была хорошей девушкой и зарабатывала около сорока пяти долларов в неделю, правда, это до вычета налогов. Она знала, что обувь от «Джулиена Кана» очень, очень дорогая. Знала и то, что никогда не сможет позволить себе купить такую пару, а из-за своей застенчивости и слабого владения английским языком даже не заикалась о том, чтобы купить со скидкой пару с небольшим «брачком».