— А я так не думаю, — прошептал мальчишка.
— А я и не думаю, я знаю, Кайа. Не первый день с ним знакома. Широ был моим учителем очень долго и то, как он меня учил… — я запнулась, — тебе лучше не знать.
— Но я хочу услышать причину, — вот любопытный.
— Я тебя предупредила — я села, внимательно посмотрела в глаза парню и продолжила. И только боги знают, чего мне стоил мой спокойный голос, — Широ учил меня не только выносливости и боевым навыкам, он так же тренировал меня как шпиона. И эти тренировки были много жестче чем у остальных, — я неотрывно смотрела прямо в лунные глаза кельпи, — он учил меня умирать. Молча.
Легкое дыхание воздуха коснулось глаз, заставив меня отвести взгляд. Стремительно набирающие объем капли медленно, но верно пересекали границу века, изливаясь на прохладные щеки. Это ветер. Это не я плачу. Всего лишь ветер.
— Он топил меня по нескольку раз за рассвет, возвращая к жизни, чтобы начать эту пытку снова, пока я не перестану умолять. Пока не произнесу ни слова. Пока я не буду готова принять смерть как должное — молча. Проходили дни, а он не останавливался. Топил, душил, останавливал сердце магией. К моменту, когда эти пытки закончились, я уже сама желала безмолвной смерти, лишь бы не видеть его васильковых глаз в обрамлении золотых нитей, что прядями падали на мои щеки, когда он душил меня в очередной раз. Холод его взгляда убивал лучше любых рук и магии. Его присутствие рядом было невыносимо. Я ненавидела его, ненавидела сильнее всего на свете, и это чувство не угасло по сей день. Я ни на миг не забываю, что он чудовище, которое прерывало мое существование сотни раз.
Я незаметно смахнула в очередной раз набежавшие слезы. Нечего перед ребенком реветь. Стыдно даже.
— Дана… прости, я…
— Не надо, милый, — я погладила его по щеке, — это было давно и не правда. Просто забудь. Ведь я почти забыла, — Кайа судорожно обнял меня, — Знаешь, меня гораздо больше ранили его слова, чем действия, — я взлохматила его макушку.
Держась за мальчишку, как за последнюю опору, что держит меня от провала в омут прошлых переживаний и ненависти, я медленно успокаивалась. Но до полного покоя мне было еще слишком далеко.
— Ты прав, он засел в моем сердце и уже давно. Когда-то я его туда впустила и получила пощечину. Одну из тех, что опаляют щеки на протяжении всей твоей жизни. Стоит только сблизиться с ним, как острая боль внутри напоминает об истинном положении вещей. Возможно, это и к лучшему.
— Но что он сделал? — кельпи поднял на меня глаза, и, увидев что-то лишь ему ведомое, осекся — прости…
— Ничего, — я вновь погладила его по волосам, пропуская смоляные нити вперемешку с белоснежными косичками сквозь пальцы, — мы почти стали близки с ним. Я открылась, принимая его ухаживания, но вмешался рок. Нас вовремя остановили, вернув в реальность. Никогда не думала, что словами можно нанести физические раны, но я чувствовала их. Чувствовала всем телом, как что-то с треском рвется внутри, выпуская струйки теплой крови, что ознаменовала конец всему. Всего лишь подвернувшаяся под руку девчонка, ему сошла бы любая. На весь дворец прогрохотал его певучий голос, вырывая слезы откуда-то из обрывков души и…
Я замолчала, а перед глазами так и всплывала картина. Я, полуголая, сижу в кровати, крепко прижав простынь к груди и до крови кусаю губу. Кровь перемешивается с солеными каплями и струйками стекает с подбородка на шею, рисуя алые подтеки на коже. Я уже ничего не вижу, но к своему безумию, отчетливо слышу. Громкие звуки складываются в слова. Слова в предложения. Предложения обретают страшный, жестокий смысл:
— Жива твоя зазноба, Владыка. Не подпортил я ее, — самодовольство и пренебрежение звенели в воздухе, даже когда слова затихали. Безмолвие не было им помехой, — просто от долгого воздержания крышу снесло. Ты мне служаночку через минутку пришли, а лучше двух. А то с этой даже от переизбытка низменных чувств ничего не пошло.
Звон. В ушах стоит монотонный звон, ограждая меня от дальнейших слов, что были произнесены. Наконец-то его голос стих. Наконец-то он отпустил меня из своего мучительного плена.
— …на… Дана!
— А?
Я вдруг резко стала видеть. Взволнованный мелкий трясет меня, пытаясь добиться хоть какой-то реакции. Медленно ползущий, опаляющий кожу своим огнем, шар проходит точку зенита. Кучевое облако в форме таара настигает его, норовя укрыть в своих объятиях. Ветерок холодит кожу лица чуть сильнее в местах мокрых дорожек, выветривая их до полного исчезновения. Реальность. Она лучше, чем могла бы быть.