Потянувшись на покрывале, открыла глаза и уткнулась взглядом в свод палатки. Ну да, мы же в пустошах кочевников. Точнее, на границе с пустошью Игуа.
— Утра-а-а…
— Ага, и тебе — не задумываясь, ответила я. Потом обернулась к выходу. Никого. Вылезла из теплого укрытия — снова никого.
— Сиши? — осторожно интересуюсь у воздуха, мало ли! Может, мне приснилось все.
— Хи-хи… — после этого смешка все сомнения отпали. Сильфида никуда не ушла.
— А что это ты напевала? — ну очень интересно было мне.
— Песня-а-а-а…
— А что за язык?
— Сиальф-ф-ф-ф…
— Не слышала о таком. Переведешь? — честно говоря, я уверена, что такого языка нет, но спорить с сильфидой чревато перманентной бессонницей. Знаем, плавали.
— Ты вспомни, и увидь…
Вспомни и увидь, откликнись зову-у-у…
Откликнись зову, вспомни и увидь…
Увидь, вспомни и откликнись зову-у-у…
— Э-э-э, оригинальная песня, — сильфиду обижать низ-з-зя!
— Ты поймеш-ш-ш…
— Правда? — не сильно вдохновилась я.
— Позже-э-э…
— Су, ты встала, наконец, — раздалось от костра.
Эльф сидел на травке и что-то медленно попивал, подзывая меня жестом. Феникс и оборотень нашлись там же и за тем же занятием.
— Вы что, только меня ждете?
— Да, решили дать тебе выспаться, — широко улыбнулся светлый.
Ага, всех за шкирку поднял ни свет, ни заря, а банши нужно выспаться! — ворчал Ласкан, но тут же замолчал, словив не самый дружелюбный взгляд первородного.
— Давайте выдвигаться, — решила больше не задерживать наше пересечение границы. Не стоит так опрометчиво расходовать время.
— Подъем ребята, собираем лагерь, — дал команду Широ. Его прожгли два розовых рубина. Демонстративно закидывая ногу на ногу, Ласкан, чуть покачнувшись от собственных манипуляций на притащенном вчера бревне, продолжил прерванное чаепитие. Как же, как же, принцы приказам не подчиняются. Вот розовая вредина!
— А сильфида так рвется в путь, — грустно вздохнула я, — любое промедление для нее смерти подобно.
Как же подскочил феникс! Со скоростью летящего в свободном падении дракона Ласкан собрал свою с оборотнем палатку и уже через три вары стоял перед нами собранный с вещевым мешком за спиной.
— Я уже тебя боюсь, красавица, — весело бросил оборотень и, небрежно закинув свою скудную поклажу на плечо, пристроился рядом с розовым.
— А меня не надо бояться, — успокоила я и тут же ехидно добавила, — если не расстраивать.
— Все, тиранша. Выдвигаемся. Друг от друга не отходим. Мало ли что изменилось за столько весен в пустошах. Игуа никогда не слыла хорошим местом для пеших прогулок, — и как всегда мы двинулись за эльфом, даже не пытаясь оспорить его главенство в нашей маленькой группе.
Не скажу, что пересечение границы как-то выделило себя из моментов обычного путешествия. Я даже не поняла, когда именно мы пересекли черту. Вот лес плавно перетекает в пролесок, постепенно сходя на нет. Чернозем незаметно переходит в золотистый песок, что все так же покрывает невысокая трава. Зеленый ковер кое-где желтеет песочными проплешинами, но песчаная стихия не спешит изгнать растение. Скорее наоборот, ей нравится та жизнь, что отражает собой выносливая трава. Каждая травинка стойко выносит порывистые ветры и безжалостные песчаные бури. Они вносят разнообразие в кажущуюся безжизненность пустоши. Даже солнце благоволит зеленой жизни. Будучи жгучим светилом на всей протяженности южного побережья, здесь оно лишь ват буйствует неистово, вскоре ослабляя натиск своих лучей и даря необходимую прохладу. Ночью же остатки подаренного солнцем тепла излучает сама земля, обогревая случайно забредших путников и исконно живущих на территориях пустошей кочевников.
Все это я узнала не за один рассвет, проведенный в Игуа, и не за одну ночь. Мы встретили не менее семнадцати рассветов, прежде чем я осознала, как устроена жизнь в песочной долине.
Сильфида часто нашептывала мне о разных особенностях пустошей, рассказывала, как лунными ночами носилась с братьями на крыльях ветра. Как кружилась с ним и поднимала воронки песочной пыли, как была частью песчаной бури, рождаемой от усердия непоседливого ветерка. А вечерами, закутавшись в одеяло и наблюдая за игрой пламени, я вновь и вновь слушала странную песенку на никому неизвестном языке.
Так и проходили рассветы. Спокойно и безмятежно. Будто путь давал так необходимую нам передышку. Мы наслаждались красотами одиноких скал, что гордо возвышались на многие тары, ощетинившись острыми уступами и колкими пиками вершин; бегущими вдоль и поперек нашего пути следования каньонами, что крутыми спусками устремлялись к истокам мира, скрывая в своей незримой глубине миллионы тайн и потерянных душ. Такие преграды почти никто не рисковал пересекать. Более осторожные путники и вовсе избегали встречи с каньонами, веря в притягательную и губительную силу их глубин. Мы не стали намеренно уходить с прямого маршрута из-за расщелин. Встречая поистине громадные расколы земли, мы огибали их, не скупясь отходить на приличное расстояние от опасности. Но иногда приходит конец удачным рассветам, и им на смену приходят рассветы рискованных решений и опасных последствий.