Дыхание Майкла и его движения постепенно замедлились. Я наклонилась и собрала вырванные страницы его книги с картами, разгладила их и вложила на свои места в книгу. Там были карты мира, разноцветные — зеленые, голубые, розовые. Я видела горы разной высоты и вулкан. Майкл замычал, будто пытался что-то сказать.
— Что? — спросила я. Сквозь мычание он пытался протолкнуть слова. Но я все еще не понимала. — Что?
Он повысил голос:
— Тупые идиоты!
Опираясь на костыли, Майкл поднялся на ноги. Мы дошли до класса. Мэтт и Брайан нас больше не трогали. Они ничего не сказали мне про Майкла, они не называли его моим «муженьком». Во время обеда я села рядом с Майклом, и он не заставлял меня изображать гориллу. Он положил перед нами на скамье свой обед: в контейнере у него лежали клубника, хлеб, сыр и холодная сосиска. Майкл разорвал сосиску надвое и одну половинку передал мне. Когда мимо нас прошли Доун и Норина, Майкл показал в своей книге на рисунок с двумя акулами.
* * *
И больше мне не нужны были другие друзья — мне хватало одного Майкла. Мне больше не хотелось, чтобы скорее прозвенел звонок с урока, не хотелось, чтобы заканчивался школьный день. Я выучила все его звуки, и его язык оказался гораздо проще, чем тот, которому учила нас миссис Тернинг. Уже через день я забыла, что когда-то не могла понять, что он говорит. Он оставался все тем же Майклом. Я не помогала ему ходить, садиться или вставать. Я ни в чем ему не помогала, просто стояла и ждала, пока он соберет книги, возьмет рюкзак, откроет двери, вытащит из рюкзака обед. Но он мне помогал — помогал определить правильный порядок букв и слов, в каких кружочках ставить галочки, какие линии соединить, какие числа добавить. И ему приходилось все меньше стараться, чтобы мне помочь. Хватало малейшего движения. Учеба в школе стала для меня такой легкой, какой не была еще никогда в жизни.
Однажды утром он не пришел в школу. Я ждала и ждала, и некого было спросить: «Когда он вернется? Когда Майкл снова сюда придет?» Вокруг меня кружили акулы, и я отвернулась от них.
В пятницу он снова пришел в школу.
— Ненавижу медсестер, — сообщил он мне.
— Медсестер? Почему?
— Они заставляют меня двигать ногами.
— Вот суки, — сказала я.
Майкл запрокинул голову, вытаращил глаза и втянул в себя воздух, который с фырканьем стал выходить из него. Я никогда раньше не видела, чтобы он так смеялся.
«Суки!» Доун и Норина даже не смотрели на меня, будто мы с ними никогда не дружили, — так оно и было. Они никогда не были мне настоящими подругами.
* * *
Мы гуляли под соснами, растущими в ряд вдоль забора.
— Что ты будешь делать, когда уйдешь отсюда? — спросил у меня Майкл.
— Откуда?
— Отсюда. Из школы. Когда ты станешь взрослой.
Я пожала плечами. Я не знала. Не знала, есть ли что-нибудь, что я смогу делать.
— Должно же у тебя быть что-то, чем бы ты хотела заняться, — сказал он.
— Я не знаю.
— А если бы ты могла заняться чем угодно?
— Чем угодно?
— Да.
— Вообще всем, чем угодно?
— Да, Джастин. Всем, чем только пожелаешь.
— Я бы водила грузовик.
— Грузовик?
Мне больше ничего не хотелось говорить. Может, я опять скажу что-то не то, какую-нибудь глупость.
— А что за грузовик?
— Не знаю.
— Ну ладно, Джастин. Скажи. Какой грузовик?
— Не знаю.
— Грузовую фуру?
Я пожала плечами.
— Хочешь что-нибудь в нем перевозить?
— Не знаю.
— Знаешь, Джастин. Ну же, расскажи!
Но я не могла. Вдруг мой ответ будет неправильным?
— Джастин, если ты мне не расскажешь… Я не знаю! Не знаю, что сделаю. Я тоже ничего тебе не скажу.
Дальше мы пошли молча. Он обиженно сопел, пинал сосновые шишки в траве и не смотрел на меня. Тянулись долгие минуты.
— Большой грузовик, — наконец сказала я. — В котором можно жить. С кабиной, где можно спать, за водительским сиденьем.
— А какого цвета?
— Белый с серебром. И очень быстрый. Гораздо быстрее любой другой машины на дороге. Такой большой, чтобы в нем можно было жить. Чтобы проехать в нем очень большое расстояние. Можно поехать вдоль Муррея до Нового Южного Уэльса. В грузовике можно готовить еду, и для того, чтобы забраться в кабину, нужна будет лестница — такая она будет высокая.
Майкл повернулся ко мне с серьезным выражением на лице.
— Могу я поехать с тобой?
Он не смеялся надо мной. Ему мои ответы не казались неправильными или глупыми.
— Да, — ответила я. — Ты можешь поехать со мной. — Мы могли бы поехать куда захотим.
Мы могли поехать куда захотим, и перед нами простиралось бы шоссе. Все, что нам нужно, — просто выйти за школьные ворота, и наш грузовик ждет нас там, его крылья блестят, его грузное серебристое тело готово набрать скорость, в нем есть специальный упор для костылей и два сиденья: одно для Майкла, другое — для меня.
* * *
Когда утром я увидела, как миссис Хупер подъезжает к воротам школы, мне захотелось подбежать к машине, захотелось спросить у нее: «Можно вам помочь, миссис Хупер?» Но я не могла найти слов. «Можно вам помочь, миссис Хупер? Пожалуйста, разрешите вам помочь!» Даже когда она улыбнулась мне, не обращая внимания на то, что я ей не помогаю, даже тогда я не нашла что сказать, я просто радовалась, что ее сын, Майкл, снова здесь. «Спасибо вам за Майкла, миссис Хупер».
15
Пока отца не было дома, он пропустил тринадцатый день рождения Кирка. Кирк весь день прождал у деда, просто на тот случай, если папа позвонит по телефону, но желанный звонок так и не раздался. Дед сказал, что в эту субботу мы отметим пропущенный день рождения. Папа должен был приехать домой к пяти вечера на барбекю. Дед купил стейки, булочки и кукурузные початки. Пока мы ждали папу, дед налил нам лимонад в бумажные стаканчики. Кирк и Стив сели напротив поленницы, они держали в руках палки и понарошку стреляли в ящериц и муравьев, которые сновали по земле. Я села позади деда в одно из раскладных кресел.
— Папа собирается научить меня стрелять, — сказал Кирк.
Дед палкой помешал угли в костре.
— Нет, не собирается.
— Точно научит. Он сам мне сказал.
— Ничего он тебе не говорил, — возразил дед.
От костра поднимались искры.
— Он сказал, что научит меня стрелять из маузера.
— Маузер останется там же, где он лежит сейчас. Когда тебе исполнится шестнадцать, вот тогда и научишься.
Кирк бросил в курочек бутылочную пробку. Мисси вскрикнула и подскочила.
— Тогда меня научит дядя Дэнни.
— Вот и молодец, — заметил дед. — А курочек моих не трогай.
— Когда он вернется из Гимпи, — добавил Кирк. — У него есть оружие. Винтовка и патроны в двадцать две сотых дюйма.
— Ну разумеется, — согласился дед. — Ты же принесешь мне пиво из холодильника?
Кирк пошел в прачечную. Дед посмотрел на часы. Мы пили лимонад. Несмотря на то что уже почти наступил вечер, все еще было жарко, и вокруг нас летали москиты. Дед хлопал себя по ногам. Он поднялся и набрал еще дров из поленницы, затем бросил обломок доски в костер, и я смотрела, как гвозди на нем наливаются оранжевым светом. От лимонада осталась пленка на языке. Я засунула его в дырку между зубами и подвигала туда и обратно, туда и обратно.
Кирк вернулся с пивом. Дед снова посмотрел на часы, затем пошел в курятник.
— Идите сюда, цып-цып-цып, — позвал он курочек.
Кирк изобразил из пальцев пистолет и выстрелил в курочек, которые пошли вслед за дедом в ворота курятника.
Вода Муррея сочилась сквозь землю даже летом, в самую жару. В теплом воздухе качались ветви деревьев. Пламя костра танцевало и прыгало.
— Петушок! — позвал дед. — Иди-ка сюда. — Дед дошел до Петушка и согнал его на землю с ворот. — Идем, Петушок, пора в курятник. Пора присматривать за девочками.
— Заходи, Петушила, заходи, — сказал Кирк.