Стив вытащил ножик.
— Спасай свою жизнь, Петушила.
Дед вышел из курятника и побрел в дом.
— Дядя у Дэнни скоро вернется из Гимпи, и тогда он научит нас стрелять, — сказал Кирк. — Дэнни придет к нам и позовет меня, и мы сразу пойдем к нему. Мы пойдем к Удавке и будем стрелять в корни деревьев на другом берегу. Еще дядя Дэнни охотится на кабанов. Их тяжело найти, они такого же цвета, как деревья. Нужно сначала разглядеть их в лесу, а потом — бабах! — Кирк поднял палец, будто пистолет, и застрелил кабана.
Стало тихо. Пока мы ждали папу, Кирк и Стив палками ковыряли дырки в земле, а я наблюдала за огнем. Мне казалось, что мы ждем его всю нашу жизнь, с тех пор как мы были еще совсем маленькими, еще до того, как случилась катастрофа, и даже когда Донна еще была моей мамой, мы уже ждали его. Даже когда он приезжал домой, мы все равно его ждали — надеялись, что он посмотрит на нас, поговорит с нами, рассмеется нашим шуткам, заметит, чем мы занимаемся.
Дед вышел из кухни с бифштексами и отбивными. Он палкой перемешал угли, поставил над пламенем решетку, затем выложил на нее мясо. Мы смотрели, как бифштексы шипят и чернеют в тех местах, где их касалась решетка гриля.
— Тринадцать — хороший возраст, — сказал Кирк. Он палкой подбросил землю в воздух.
— Лучше, чем двенадцать, — заметил Стив.
— Йя! Йя!
Что это такое?
— Йя! Йя!
Мы с Кирком и Стивом вскочили, обежали дом и устремились в сторону странных звуков, которые доносились с дороги.
— Йя! Йя!
Там был папа верхом на лошади! Большой серебристой лошади!
— Папа! — воскликнули мы.
Папа улыбнулся и приподнял шляпу. Под ним гарцевала лошадь.
— Папа! — кричали мы. — Папа!
Лошадь пыталась увести его то в одну, то в другую сторону. Кирк стоял возле меня, он вытянулся, будто стал выше; для него это было лучше, чем телефонный звонок, чем дядя его друга Дэнни, это же его собственный отец приехал на лошади в его день рождения! Папа приехал на большой серебристой лошади, удерживая поводья одной рукой. Другой он изобразил пистолет и поднял его в воздух.
Где он раздобыл лошадь?
— Руки вверх, это ограбление! — скомандовал папа.
Он ехал прямо к дому, и его ноги низко свисали по бокам лошади, черные ботинки с силой вжимались в стремена, отталкивая их от лошадиных боков.
На главное крыльцо вышел дед.
— Что происходит?
— Держись, ковбой! — выкрикнул папа, натягивая поводья.
Лошадь встала на дыбы, рот у нее открылся так широко, что я видела сияющую металлическую штуку у нее поперек языка. Ноги лошади, ее плечи и бедра были сильными, с напряженными мускулами.
— Чья это лошадь? — спросил дед.
— Моя и только моя, — ответил папа. Он сильно натянул поводья, прижав их к шее лошади, и она повернулась вокруг своей оси. Куда бы он ни тянул — она кружила в ту же сторону. — Что думаете, ребята? Она вам нравится?
— Шикарная лошадь, папа! — воскликнул Кирк.
— Ага, — поддакнул Стив. — Шикарная.
— Можно мне прокатиться на ней? — спросил Кирк.
— Где ты ее взял? — спросил дед.
— Скажем так: кое за кем был небольшой должок.
Лошадь поводила головой то в одну, то в другую сторону, она запрокидывала ее и тянулась вперед, несмотря на металлическую штуку во рту. Но папа был недвижим, он крепко и спокойно сидел в седле, пока лошадь тянула поводья, дергалась и боролась с ним. Лошадь была воплощением движения, а папа — покоя.
— Это твоя лошадь? — спросил дед.
— Моя.
— Можно мне на ней прокатиться? — снова спросил Кирк.
— Это дикая кобылка, приятель. Подозреваю, что если ты сядешь в седло, она сразу же унесет тебя туда, откуда она пришла.
— И где это место? — спросил дед, нахмурившись.
— У черта на куличках, — ответил папа.
— Чай готов, — сообщил дед. — Ты собираешься спешиться с этого животного и поесть или нет? Мы тебя давно ждем.
— Можно мне на ней прокатиться? — в очередной раз спросил Кирк, но папа будто его не слышал.
— Хочешь покататься, Джастин? — спросил он.
— Но это же день рождения Кирка, — сказал дед.
— Что, сегодня?! — спросил папа.
— Не сегодня, — ответил дед, — но…
— Джастин поместится у меня за спиной. Пойдем, Джастин.
Кирк открыл рот от обиды. Я видела, как в его глазах словно захлопнулись ставни и погас свет.
— Идем, — позвал папа. — Забирайся.
Он подъехал ближе, наклонился и протянул мне руку. Лошадь казалась такой огромной, серой и сияющей, глаза у нее были такие темные! Папа тоже был огромный, он возвышался над лошадью, мускулы бугрились у него на руках, а у лошади — на плечах и сильной спине.
Я не знала, что мне делать. Мы же готовили барбекю в честь дня рождения Кирка.
— Джастин, — позвал папа. — Иди сюда и забирайся на лошадь. — От лошади пахло потом, травой и землей, она тяжело дышала и тянула папу то в одну, то в другую сторону. — Идем, — сказал папа, протягивая руку.
Кирк смотрел на нас, а Стив стоял в одиночестве, снова в ловушке окружавшей его пропасти, и не мог даже двинуться с места. У него не было ни единого шанса.
— Ради бога, ведь это же день рождения Кирка, — повторил дед.
— Вернемся через минуту, — ответил папа. — Идем, Джастин.
— Оставь Джастин в покое, Рэй, — потребовал дед. — Она не умеет ездить на чертовой лошади.
— Ей и не нужно уметь, — возразил папа. — Она может сесть у меня за спиной. — Затем он выпрямился в седле и сказал деду: — Помнишь, когда мы вместе с мамой ездили в Суон-хилл? Помнишь, дед? Мы же в тот день ездили верхом? И мама тоже ездила на лошади, помнишь? Ты же не забыл тот день, правда, дед?
Дед плотно сжал губы, он сжимал их так сильно, будто хотел удержать внутри то, что тогда произошло.
— Забирайся на лошадь, Джастин, — велел папа. — Хватайся за мою руку, затем ставь свою ногу на мою.
Папа наклонился, и я взяла его за руку, шагнула ближе к лошади, а она закатила глаза так сильно, что я видела их белки. Она отступила назад, будто боялась меня. Я попыталась поставить ногу на папин ботинок, но не могла до него достать. Я чувствовала, как Кирк и Стив наблюдают за моими попытками. Папа вытащил ногу из стремени.
— Просто поставь ногу на мой ботинок, — сказал он. — Ну же, Джастин! — Он хотел, чтобы я села на лошадь, ему надоело гарцевать на подъездной дорожке деда, надоело уговаривать меня покататься на лошади.
С дерева слетел дрозд, и лошадь подпрыгнула от неожиданности.
— Спокойно, — низким голосом проговорил папа. — Полегче, девочка, полегче.
Когда я подняла ногу и попыталась поставить ее на папин ботинок, он схватил меня крепче за руку, подтянул наверх и перекинул позади себя через седло. Я увидела грязь по другую сторону от лошади, пока та вертелась и подпрыгивала. Папа рассмеялся и посадил меня ровно. Седло прижимало меня к нему, я была так близко, что чувствовала запах табака от его куртки.
Кирк повернулся и пошел к дому. Он низко опустил голову. Это был его день рождения, пусть и месяцем позже, но все-таки его праздник. Пока он шел, та часть, что была у нас общая, постепенно съеживалась и на конец совсем исчезла.
— Держись, Джастин! — Папа обернул мои руки вокруг себя. — Ты в порядке?
— Да, — сказала я.
Лошадь дрожала под нами, она была горячая и влажная и тянула нас то в одну, то в другую сторону.
— Рэй, оставь Джастин здесь, — позвал его дед.
— Поехали, Джастин! — Папа натянул поводья с одной стороны, и лошадь повернула на тропу. — Пошевеливайся, крошка! — крикнул папа и щелкнул поводьями по ее плечам. Лошадь перешла на рысь, и меня затрясло.
Я прижалась к папе.
— Как мы ее назовем, моя хорошая? — спросил он. Кого он имел в виду — меня или лошадь? Кого назвал «хорошей»? Папа пришпорил лошадь. — Давай, полный вперед! — крикнул он.
Лошадь легким галопом поскакала по тропе, удаляясь от участка деда.
Папа пришпорил ее сильнее.
— Пошла! Пошла!
Лошадь перешла на галоп, копыта дробно стучали по грунтовой дороге. Когда я посмотрела вниз, то увидела, что из-под копыт разлетаются мелкие камушки, словно шрапнель. Чем быстрее она неслась, тем проще было ею управлять. Я держалась за отца, а мимо пролетали красные эвкалипты Йоламунди. Я забыла о том, как низко Кирк склонил голову, когда уходил, я забыла о его дне рождения, о том, что это был его отец, его поездка, а я отняла их у него, я отняла у Кирка его поездку.