Все собралось воедино в одно и то же время. Шрам Джейми, разговор наших тел, речные колокольчики, ночное небо, голоса кузенов и друзей Джейми — все это сплелось в одеяло и окутало меня. Мне казалось, что с тех пор, как я родилась ногами вперед, с тех самых пор, как сбежала мама, когда я сделала свою первую ошибку, мне всегда было холодно — а теперь я наконец-то согрелась.
* * *
Мне снилось, что на коленях у меня сидит Шерри. Она улыбалась и дергала меня за волосы, маленькие кулачки поднимались и опускались в такт музыке — перезвону речной воды, песне в магнитофоне. Я слышала голоса. Видела звезды. Лестница уводила меня прямо в небо.
* * *
В следующий раз, когда я открыла глаза, я увидела падающую звезду. Никто не мог встать у нее на пути. Ни другие звезды, ни планеты, ни кометы, ни огромные расстояния. Звезда знала, куда ей нужно лететь, прорезала ночную черноту и оставляла в небе след, который можно увидеть из Антарктиды. Я попыталась поднять руку, чтобы показать на нее Майклу: «Смотри, смотри! Майкл, смотри! Звезда знает, куда ей нужно лететь. Видишь? Звезда все решает!» — но не могла даже пошевелиться. Я почувствовала, как меня берут на руки и куда-то несут. Кто меня нес? Папа? Или дед? Ночное небо качалось и прыгало у меня над головой. Меня замутило, к горлу подступила тошнота. Я слышала, как открылась дверь машины. Кто-то положил меня внутрь и сел рядом. Я лежала на спине. «Майкл, Майкл, ты видел звезду?»
Меня стошнило горячей мятой.
— Вот черт! — выругался кто-то.
Я слышала, как открылась дверь машины, меня подняли и вывели наружу, и меня снова стошнило, уже на землю. Мысли рассыпались на куски, словно буквы на школьной доске, и не получалось сосредоточиться на какой-то одной. Меня снова положили в машину.
* * *
Я услышала плач. Луна осветила недостроенный дом Стейси: груды кирпичей, гофрированного железа и досок, бетономешалку. На меня навалилось что-то тяжелое. В лунном свете отец срывал со Стейси одежду и бил ее наотмашь по лицу — а тяжесть наваливалась на меня все сильнее, подминая под себя. Я видела отца на Стейси, его тело атаковало ее, будто он был очень голоден, а она предназначалась ему на ужин. Я видела корыто для скота, ее волосы в воде и руку отца на ее голове и слышала музыку. «Ты моя навсегда, так что просто целуй меня, крошка».
Я видела папу в больнице, у постели Лиззи, перед тем как она умерла, перед тем как все изменилось и потерялось, перед тем как она забрала лучшую часть папы с собой. Лиззи оказалась в больнице не из-за пневмонии — она попала туда, потому что дед сломал ей кости, когда вернулся с войны, в ушах у него все еще гремели выстрелы, поезда оставляли дорожки на его лице, а в животе хозяйничала бактерия. Ему пришлось разделить все это с Лиззи, ведь он любил ее больше всего на свете. Что-то разорвалось. Я задыхалась, а берега реки смыкались вокруг моего горла. Я не могла идти, не могла даже двинуться. Я услышала, как мужской голос произнес с тяжелым вздохом:
— Чертовы Ли.
Я зарыдала и только теперь поняла, что третий голос принадлежал мне самой.
До этой секунды не было произнесено ни единого слова. Никто не родился на свет, никто еще ни в чем не ошибся. Все было правильно с самого начала. Не было ни живого, ни мертвого. Потом, в пустоте, появился маленький огонек, словно искра. Первая ошибка сияла, словно бриллиант, — и ее совершила я сама.
* * *
— Просыпайся, Джастин. Выметайся отсюда.
Я не понимала, где нахожусь. Кто со мной говорит? Кто меня трясет?
— Просыпайся. Выметайся из машины, — сказал папа. Кто-то плакал. Стейси? Но мы были не в фургоне Стейси.
Я открыла глаза. Меня разбудил не папа, а Джейми Уорлли. В лицо ударил холодный воздух. Джейми вытащил меня из машины, мотор у нее уже работал. Руки и шея у меня болели. Он посадил меня на землю. Я подняла взгляд и увидела, что мы перед домом деда. Я попыталась сказать «Джейми», но изо рта не вырвалось ни единого звука. Джейми вернулся в машину, захлопнул дверцу и уехал. Земля подо мной качалась, царапала руки и колени, пока я ползла вперед. Болела спина. К горлу подступала рвота. Больно было двигаться, больно дышать. Я не помнила, как доползла до крыльца, как открыла дверь.
* * *
— С тобой все нормально, Джастин? — Надо мной нависал дед. — Встаешь?
— Ага, — ответила я, но изо рта не вылетело ни звука.
— Что?
— Да, — прохрипела я. — Встаю.
— Господи, Джастин! Ты что, пила спиртное?
— Нет, дед.
— Что я тебе говорил про выпивку? — Он сдернул с меня одеяло. — Боже, Джастин, чем ты занималась прошлой ночью?
— Ничем, — ответила я.
— Черта с два! От тебя воняет. Во что ты вляпалась?!
— Да ни во что, дед. Ни во что. — В животе и между ногами все горело. Я перегнулась с кровати — и меня стошнило на пол.
— Господи Иисусе… — пробормотал дед. — Вставай-ка, Джастин. Вылезай из постели.
Двигаться было тяжело, болела спина. Меня снова стошнило, на этот раз на одеяло. В голове пульсировала боль. Комната кружилась.
— Где Доун? — спросил дед.
— Доун?
— Она благополучно добралась до дома?
— Да, — сказала я. — Да.
— Боже, — повторил дед. — Маленькая несчастная идиотка. Где ты была?
Я не знала ответа. Я ничего не знала и упала обратно на подушку.
— Нет, ты не ляжешь, — сказал дед. — Ты встанешь с кровати и уберешь за собой.
Но я не могла сдвинуться с места.
— Ради бога, Джастин… — пробормотал дед и вышел из комнаты.
В горле все горело, и между ног жгло.
Дед вернулся, в руках он держал стакан с водой. Он помог мне сесть на кровати, поднес стакан к моим губам и положил мокрую прохладную тряпку мне на лоб. Я закрыла глаза и в полудреме слышала, как он моет пол.
45
Мне больше не хотелось видеть Джейми. Когда я пыталась вспомнить, что произошло в ту ночь на реке, мне становилось плохо. Знание было похоронено. Если я закопаюсь глубже, то смогу его найти. Но вместе с этим знанием было закопано еще что-то, что мне не хотелось найти. Оно принадлежало Стейси и Шерри. И даже если я откопаю его, очищу его от земли и грязи, я не смогу им это вернуть.
После той ночи на реке с Джейми мне еще труднее стало находить слова; они приходили ко мне, как и у деда, только при общении с курочками.
— Сюда, малышки, сюда, красавицы, это Джасси, это Джасси, девочки, это ваша подруга, она вас никогда не обидит, только не вас, только не курочек. — Я меняла воду в поилке и ворошила солому в гнездышках, что бы у них всегда были мягкие постельки. — Сюда, Девочка, сюда, Мисси, сюда, Леди и еще одна Леди, сюда, Мадам и Петушок, — это Джастин, ваша подруга.
Даже когда миссис Малвейни говорила: «Ваше сегодняшнее лакомство, мисс Ли», я не могла ей ничего ответить. Я покупала хлеб, а миссис Малвейни с лукавой улыбкой глядела на меня, склонила набок голову и все равно подкладывала мне в пакет заварное пирожное. Но я не помнила, съедала я его или нет. Больше я ни разу не ходила в школу. Через лес я приходила к Удавке и сидела на берегу, закрыв глаза, через них просачивался яркий свет одной-единственной звезды — и больше ничего. Я слушала перезвон колокольчиков — и вот я уже не одинока: со мной — река, и свет, и колокольчики, и эвкалипты, и не нужно слов, которые я все равно не могла произнести. Плач прекращался. После ночи с Джейми я все больше времени проводила в своей хижине-убежище.
* * *
Однажды вечером к нам постучались. Я открыла дверь и увидела Релл. Она смотрела мимо меня. Глаза у нее покраснели, макияж поплыл.