Потом я слышала, как он разговаривает по телефону.
— Привет, Нарелл, — сказал он. — Релл, можешь позвать к телефону Стива? Привет, Стив. Ты, случайно, не знаешь, что могло приключиться с Джастин?.. Дай трубку матери… Почему ты мне ничего не сказала, Релл?
Потом я больше ничего не слышала. Дед повесил трубку и вернулся ко мне в комнату.
— Джастин, — сказал он, помотав головой, потом опустил взгляд на свои тапочки и снова посмотрел на меня. — Ты была с Джейми Уорлли?
Меня замутило.
— Джастин? — сказал он. — Ответь мне.
Я отрицательно покачала головой.
— Релл рассказала мне, Джастин.
— Что она может знать? — спросила я. В голосе послышались слезы, они будто пытались утопить мои слова. Релл никогда меня не замечала, ни разу даже не посмотрела на меня за всю свою жизнь.
— Она разговаривала со Стивом. Стив знает. Они видели тебя. Стив сказал, что они не могли тебе помешать. Ты была с ним, так? С Джейми Уорлли?
Я помотала головой. Не хватало отдельных деталей. Я была неправильной. Не понимала. Туман той ночью… Стейси, Шерри, мой отец, машина Джейми… я не знала. Дед начал плакать.
— Господи, я слишком стар для всего этого, Лиззи, — произнес он. — Помоги мне… — Он поднялся и вышел из комнаты.
Я слышала, как он прошел в прачечную и вытащил из холодильника пиво. Скрипнула входная дверь — он вышел во двор. В живот что-то ударило изнутри, он шевельнулся и заурчал от голода.
47
Я сидела в машине рядом с дедом, и, пока мы ехали по Дрей-роуд, его пикап то дребезжал, то глохнул, то снова заводился.
— А зачем мне тоже нужно было ехать? — спросила я.
— Теперь ты будешь делать то, что я скажу, Джастин. А пока закрой рот и помолчи.
Платье туго обтягивало большой живот. Мы двигались по дороге, ведущей на ферму Уорлли. Между нами, уперевшись в сиденье, лежал маузер, будто третий пассажир. Я не знала, враг он мне или друг. Неужели дед хочет застрелить Джейми? Или Яна Уорлли? Или матушку Марджи?
Дед свернул на дорогу, ведущую к Уорлли, проехал мимо коров, и запруды с машиной, и островком для гусей, потом съехал к фургонам. С тех пор как мы были там в последний раз, к тем фургонам, что уже были, прибавилось два новых. Рядом с ними были сложены в высокую башню старые покрышки. Дед остановил пикап перед фургонами. Дверь одного из них открылась, и вышла матушка Марджи в длинном фиолетовом платье, которое вздувалось у ее ног, будто палатка.
— Господи, — пробормотал дед себе под нос, — господи, это же Марджи…
Когда дед еще дружил с Уорлли, матушка Марджи всегда его кормила. Она говорила, что война забрала у него с костей все мясо и не вернула обратно.
— Господи, — повторил дед, затем медленно поднял маузер, открыл дверь и выбрался наружу. Он стоял рядом с машиной, опустив руки, ствол пистолета смотрел в землю.
Матушка Марджи кивнула ему.
— Привет, Роберт, — сказала она, потом посмотрела на машину и увидела меня.
— Где он? — спросил дед.
— Кто?
— Ты знаешь, о ком я.
— Если ты о Джейми, то его здесь нет.
— Где он? — спросил дед, перехватывая пистолет поудобнее и поднимая выше.
— Нигде. Уезжал бы ты лучше подобру-поздорову.
— А не то что?
— А не то попадешь в неприятности.
— Я уже по горло в неприятностях. И моя Джастин тоже.
— Роб, говорю тебе, лучше уезжай.
— Не уеду, пока не увижу мальчишку.
— Оставь его в покое, Роб.
— Ты знаешь, что он с ней сделал?
— Догадываюсь.
— Ей четырнадцать. Тогда было тринадцать!
— Я знаю, Роберт. Джейми — мерзавец. Прямо как твой Рэй.
— Стейси не ребенок, черт побери!
— Стейси с тех пор не может даже присмотреть за своей дочкой. Она редко покидает постель.
— Она сама виновата.
— Рэй чуть ее не убил, и уж в этом-то нет ее вины. А ты сейчас уедешь отсюда и заберешь Джастин с собой.
— Господи, Марджи… — устало произнес дед.
— Убери от меня свой дурацкий пистолет, забирай свою внучку и уезжай, — сказала она. — Будем считать, что я тебя не видела.
Дед огляделся. Больше в фургонах никого не было. Я услышала плач. Тот же самый плач, который я слышу с тех пор, как папа отвез меня к Стейси. Из двери последнего фургона вышла маленькая девочка, и дед с Марджи повернулись к ней. Она стояла в розовых трусиках на верхней ступеньке лестницы, волосы у нее на голове были собраны в хвостик. Лицо у девочки было красное, заплаканное. Это была Шерри. По ее щекам текли слезы.
— Бабуля, бабуля, бабуля! Где же мама? Бабуля, где моя мамочка? — Плач Шерри разносился над фургонами, такой громкий, что Стейси услышала бы его даже из недостроенного дома.
Дед посмотрел на матушку Марджи. Она встретила его взгляд.
— Мамочка! Мамочка!
И дед и Марджи уже совсем старые. У них седые волосы, морщинистые лица, глаза глубоко запали в увядающую кожу, а их тела устало клонятся к земле.
Дед повернулся и медленно побрел обратно к пикапу.
48
— Мы едем в город, — сказал мне дед на следующий день.
— В какой город? — спросила я.
— В Эчуку. Обувайся.
— Зачем? — Я знала, что дед ненавидит Эчуку.
— Просто полезай в машину, — произнес дед.
— Зачем, дед?
— Сама не понимаешь, что ли? Обувайся, говорю, — проворчал дед.
Я не поняла, что он имеет в виду. Когда я наклонилась, чтобы надеть туфли, живот надавил на грудь. Что я должна была понять?
Я держалась за оконный выступ пикапа, пока дед ехал в город, и смотрела, как мимо нас проносятся грузовики. У них было по двенадцать колес, они везли бревна из лесов Йоламунди. Водители знали, куда им нужно ехать, они могли пробыть в пути очень долго, и у них в грузовиках было все необходимое для путешествия. Я провожала взглядом каждый из них и смотрела им вслед, пока они не исчезали вдали.
Когда мы добрались до Эчуки, дед подъехал к зданию с вывеской, которую я не смогла прочитать. Припарковав пикап, он велел мне выходить и следовать за ним. Мы зашли в здание и сели в комнате, где вдоль стен были расставлены кресла. Тут же, в углу, стоял небольшой столик, где лежали журналы и стояла коробка с детскими книжками. По одной стороне комнаты тянулась длинная стойка, за которой работала женщина в белом платье. Дед сидел рядом со мной, от него исходил кислый запах. Несмотря на прохладный день, лицо деда заливал пот. Когда он сворачивал папиросу, пальцы у него дрожали, и немного «Белого вола» просыпалось на пол. Дед засунул свернутую папиросу в карман рубашки. Казалось, что дед принадлежит только своему дому и участку, а любые попытки выйти во внешний мир заставляют его дрожать и потеть.
— Роберт Ли? — произнесла женщина за стойкой.
Дед встал и уронил ключи. Я подняла их и передала ему.
— Пойдем, — сказал он мне.
Женщина в белом платье указала на дверь, и мы вошли. В комнате за столом сидел мужчина, такой же старый, как мой дед. Он был одет в костюм с галстуком, на носу его были очки в тонкой металлической оправе, такой тонкой, что я не могла понять, где заканчиваются очки и начинается кожа.
— Мистер Ли, меня зовут доктор Маннинг, — сказал мужчина, протягивая деду руку.
Дед кивнул.
— Это моя внучка, Джастин.
Мужчина с серьезным выражением посмотрел на мой живот.
— Возможно, сначала мне стоит обследовать Джастин, а потом мы поговорим с вами, мистер Ли.
— Хорошо, — согласился дед и вышел из комнаты.
Я осталась одна с доктором Маннингом. Он посмотрел на меня поверх очков.
— Ты знаешь, почему ты здесь оказалась? — спросил он.
Я рассматривала ножки стола и ботинки доктора.
— Ты оказалась здесь из-за своих собственных действий, из-за своего поведения. Важно, чтобы ты это понимала. А теперь, Джастин, пожалуйста, сними белье и ложись на кушетку для осмотра. — Он отдернул занавеску и показал мне на узкую кровать на стальных перекладинах, накрытую белой простыней.