— В чертову больницу. Уже пора.
— А где находится больница?
— Ты что, не слышала ничего из того, что я тебе говорил? В Джелонге, — ответил он. — За кучу миль отсюда. И помойся перед поездкой.
— Почему?
— Потому что ты воняешь.
* * *
Через два дня, утром, перед тем как уйти, я увидела, что дед наполняет ванну.
— Сегодня понедельник? — спросила я.
— Он самый, — ответил дед.
— Я не хочу мыться.
— А я не хочу, чтобы ты приехала в больницу вся в речной грязи, — сказал он. — Будто твоей беременности мне мало. Раздевайся уже, — сказал он и вышел из ванной.
Я расстегнула пуговицы на отцовской рубашке. Мне было тяжело перелезть через край ванны, из-за живота я теряла равновесие, не могла нормально вдохнуть. Мне не хотелось смотреть на него. Я поливала себя водой и терла мылом руки, шею и набухшую грудь. Когда я помылась, на бортах ванны речная грязь образовала такую же полосу, как и снаружи, на стенах дома. Я провела по ней пальцами, размазывая мыльную грязь, и написала «Йазред тьанз». Живот извивался, будто внутри него заперли огромную ящерицу. Мне очень хотелось открыть его, как дед открывает пивные банки, и выпустить ее наружу.
На раковине лежали платье и пальто с магазинными бирками. На платье в цветочек, с длинными рукавами, был желтый воротник. Должно быть, мне их купил дед. Такое платье могла бы носить миссис Тернинг.
— Поторапливайся, Джастин, нам пора выезжать, — сказал дед из-за двери.
Ухватившись за кран, я кое-как вылезла из ванны, потом вытерлась, надела через голову платье, которое мне оставил дед, и застегнула пальто. Наклонившись, чтобы обуть кроссовки, я едва могла дышать.
Мы вышли из дома и сели в пикап.
— Я собрал тебе вещи в сумку, — сказал дед. — Она лежит на заднем сиденье.
Я понятия не имела, что он мог для меня собрать. Я больше ничего не вырезала из журналов. Не влезала ни в старую одежду, ни в обувь. Листка с номерами тети Риты у меня тоже больше не было. Все, что мне было нужно, — моя хижина на речном берегу.
— Молись, чтобы старушка выдержала, — сказал дед, повернул ключи, и пикап закашлял. — Боже, только не сегодня. — Дед снова повернул ключи, и пикап наконец завелся. — Слава богу, — выдохнул дед.
Проходили долгие часы, а мы все ехали и ехали. Шоссе казалось бесконечным. Я откинулась на сиденье и то засыпала, то просыпалась, а кислота из желудка подступала к горлу. В очередной раз, когда я проснулась, в отдалении уже виднелись высотные здания и длинный высокий мост.
— Когда все закончится, ты сможешь вернуться домой, — сказал дед.
Мой живот свело болью, будто в него ударили той же острогой, которой я ловила треску. «Когда все закончится»… Я же знала, что означают эти слова? Я отправлюсь в больницу, чтобы родить ребенка, и тогда все закончится. Я знала, что это означает, но знание будто принадлежало кому-то другому, не мне. У меня болели спина и ноги.
Мы проехали через мост, и дед снова сверился с картой.
— Да где же это, черт возьми? — Он посмотрел на дорогу, потом снова на карту и утер со лба пот. — Где эта чертова больница?
Мы кругами ездили мимо одних и тех же магазина, автобусной остановки и ограды. Он повернул в другую сторону — но там было уже море.
— Стой! — сказала я. — Стой, дед!
— Ради бога, Джастин, что такое?
— Стой, дед. Припаркуйся вон там. — Я показала на дорогу, ведущую к парковке на скале. — Там ты сможешь спокойно посмотреть карту.
— Верно, черт побери, и впрямь верно. — Дед свернул на парковку и остановил пикап. Он выглянул в окно, посмотрел на море и покачал головой, затем перевернул карту вверх ногами, держа ее на вытянутых руках.
Я вышла из машины, придерживая живот руками, подошла к ограждению и вдохнула соленый морской воздух, глядя на океан. Он был таким же обширным, как небо, и он постоянно двигался. Вот куда текла Муррей, вот куда стремились все реки на карте Майкла, — и по океану можно было приплыть в Антарктиду. Я еще раз глубоко вдохнула. Живот дернулся.
— Джастин! — воскликнул дед. — Я все-таки нашел на этой чертовой карте то, что нам нужно.
Вот, оказывается, что окружает весь мир. Я последний раз глубоко вздохнула.
— Джастин, шевелись уже!
* * *
Мы ехали по тихой улочке с частными домами по обеим сторонам. В конце улицы возвышалось двухэтажное здание. Я его узнала — оно было на фотографии в тех бумагах, что доктор Маннинг отдал деду.
— Госпиталь Святого Иуды, — сказал дед. — Святой покровитель отчаявшихся. И вправду подходит.
Он припарковал машину на дороге перед зданием. Больше на улице не было пикапов, только пикап деда: он был покрыт грязью дорог Йоламунди, перевязан бечевкой, его проволочная сетка была забита соломой и засохшим куриным пометом. Мы вышли на улицу, взглянули на кирпичное здание, и дед будто съежился. Одной рукой он поднял мою сумку, а другой взял меня за руку.
По ступенькам мы поднялись к дверям.
— Чертов Джелонг, — ворчал дед. — Но, думаю, это все же лучше, чем большой город. Пусть это будет на совести Рэя. Пентридж, господи прости. Боже правый!
Поднявшись по лестнице, дед толкнул дверь, и мы вошли в здание. Внутри за столом сидели три женщины в белой форменной одежде. По полу, покрытому кафельной плиткой, мы подошли прямо к ним, но они даже не улыбнулись деду. Самая высокая из них произнесла:
— Я — сестра-хозяйка Картинг. Назовите, пожалуйста, свое имя.
— Это моя внучка, Джастин Ли, — произнес дед.
Сестра Картинг проверила журнал.
— Да, вот она. Джастин Ли. Вы опоздали — вам назначено было приехать пятнадцатого числа. Судя по моим записям, Джастин переходила положенный срок родов.
— Я хотел держать ее подальше от неприятностей, — сказал дед. Голос у него звучал так, будто он сам опасался попасть в еще большие неприятности.
Медсестра нахмурилась.
— Если хочешь, то можешь попрощаться с дедушкой прямо сейчас, Джастин, и мы отведем тебя в палату.
Дед повернулся ко мне:
— Когда все закончится, ты сможешь забыть об этом. Начать жизнь заново.
— Хорошо, дед.
Он сжал мою ладонь. Дед был коричневый, весь в дорогах, которые пролегали в джунглях. А вокруг все было гладким и сияло белизной.
— Я приеду и заберу тебя, когда все закончится, — сказал он. Я повернулась и смотрела ему вслед, пока он не вышел из дверей.
51
Сестра-хозяйка Картинг отвела меня в палату с шестью кроватями. Четыре из них уже были заняты другими девочками, они лежали на них, приподнявшись на подушках, или просто на боку, читали, спали, а одна из них вязала шарф. У них были такие же большие животы, как и у меня. Когда мы вошли, все они посмотрели на меня.
— Вот твоя кровать, — сказала сестра. — И шкафчик. Можешь разложить здесь свои вещи. Позже, перед ужином, придет медсестра и осмотрит тебя. Здесь — ванная. — Она показала на дверь. — Ужин в шесть.
Сестра вышла из палаты.
Из ванной показалась еще одна девочка. Она поддерживала живот руками.
— Это невыносимо, — пожаловалась она.
— Надо было раньше думать. Месяцев девять назад, — заметила девочка с шарфом.
— Я была слишком занята — развлекалась, — ответила ей первая девочка, укладываясь в кровать.
Девочка с вязаньем фыркнула.
— Как и все мы — разве нет? — Она повернулась ко мне. — Меня зовут Лесли. А это Мона. Вон там, спит без задних ног, — Люси, а это Дебби. — Девочки поздоровались, а я смущенно уставилась в пол.
— Ты не слишком маленькая, чтобы тут находиться? — спросила Лесли.
Я села на кровать, но не стала распаковывать сумку, а просто легла на бок. Мне очень хотелось, чтобы все побыстрее закончилось и я смогла бы сбежать в свое убежище с пачкой «Белого вола».
— Сколько тебе лет? — спросила Лесли.
Я не ответила.
— Не стесняйся, мы тут все в одной лодке.