Пока старик говорит, я лишь думаю: я не знаю, где я буду, с кем и чем буду заниматься. Я хочу сказать, что моя жизнь – не только моё дело, а его – не только волнение. И я не понимаю, какое другое доверие ему нужно, какое разрешение. Не понимаю, что он видит и чувствует. И хочу спросить, почему с его родителями были натяжки, почему не было друга и дела. Но всё, к чему я прихожу, это то, что не стоит говорить о том, что это «нехорошо» уже началось.
Два года назад. Тогда? Или месяц назад?
Гоша. Александр Владимирович…
— Я просто хочу верить в свои убеждения.
— Убеждения?
Плохие слова. Наказание преступления.
— Ага.
Будто звучит нереалистично.
Молчим. Опять.
— Если твои убеждения не идут против тебя, то всё хорошо.
Хорошо?
Правда ли, хорошо?
***
Не сплю, когда от Стаса приходит ответ:
Бодрствуют ночью. Или заклеивают фольгой окна. Или переезжают на любой из полюсов. Или куда повыше 2.56
Я могу долго продолжать 2.56
Продолжай. 2.57
Или покупают вентилятор. Или умирают. Или кочуют в подвал. Или работают в закрытых холодных помещениях 2.58
Лимит “или” превышен. 2.58
Бесконечность не предел! Или….. 2.59
Или предел – это слова 2.59
Умно! 2.59
!!! 2.59
Улыбаюсь похвале из знаков и задумываюсь: ответ считать за сегодняшний или вчерашний?
***
— Слушай, а пойдём, — предлагает Денис.
А я понимаю, что иногда в Денисе срабатывает переключатель, который говорит: «А пойдём…», и направляет, куда считает нужным. Может, всё очевидно – он вспоминает об интересном месте. Но я попытался вспомнить, когда именно Денис говорил это, просканировал по карте и увидел, что, гуляя, мы так и не приблизились к одному району. А прогулочных мест там хватает.
Так, конечно, можно сказать и о других, отдалённых районах, но этот в пределах досягаемости. Намного ближе, чем музей с выставкой японского художника.
Может, совпадение. И не больше. Но в такие совпадения, как и во встречу с Дрочильщиком на моей станции, я не верю. Не могу и пытаюсь заставить себя верить.
***
В следующий раз место выбираю я. На грани с тем районом, который обходит радар Дениса. Денис соглашается, хватко и быстро. Будто и не думает, куда я зову, где это место находится.
Моя теория кажется более сомнительной. Поэтому я забываю о ней, когда мы идём по улице с обилием стрит-артов. Денис внимательно рассматривает каждую стену, с энтузиазмом замечает интересные для себя детали.
— Не сфотаешь? — не замечаю, как спрашиваю.
— Нет, — улыбается Денис. — Нет желания. Мне… мне нравится просто смотреть. Так чувства реальнее что ли.
Денис продолжает осматриваться.
— А ты, Вадим?
— Если нравится, фотаю. Обычно это пейзажи и родители.
— Да? — загорается.
Предвижу его следующие слова:
— Покажешь? — свирепо трещит.
— Не хочу, но ты можешь посмотреть.
Протягиваю телефон.
— Мне потом хуже будет? — думает Денис и не берёт.
— Нет, — я смеюсь. Почти в горло. Он поверил. — Смотри.
Я расслабляюсь, а Денис, кажется, напрягается. Но, когда берёт телефон, сомнения отходят.
Денис выглядит увлечённым, пока водит пальцем по экрану.
— Тебе нравится небо?
Если бы мне оно нравилось.
— Оно бывает разным. Облака, цвет.
— Я часто этого не замечаю, — смущается Денис.
— Я тоже.
Иногда забываю о существовании неба. Вижу только его осколки.
Денис смотрит дальше.
— Твои родители?
— Ага.
— Красивые, — говорит как зачарованный. — Вы же много… ну, общаетесь.
— Ну, да, — подковыриваю я.
— Это, ну, здорово. Очень, — Денис замечает, что повторяется, пытается улыбнуться, то ли паразиту, то ли своим словам, но его губы показывают что-то отдалённое. Кривое. Искажённое.
Он хочет, знает, что надо улыбнуться этим словам, в такой ситуации, но он не может. Выдаёт себя. Свои проблемы. И поэтому возвращает мне телефон.
— А с твоими как? — спрашиваю я и не отвожу глаза от Дениса.
— Что… что с моими? — он опускает лицо.
— Тебе очень здорово с твоими родителями?
Та тема, которую Денис избегает. Та, которая прячется за семьёй. Та, которую Денис сам хочет потерять из виду. Так я думаю, когда смотрю на него.
— Всё, — Денис гладит между пальцами край футболки, — всё сложно, — на издыхании. — Просто сложно.
По-простому сложно. И по-сложному просто.
Денис даже не думает смотреть на меня. Он не хочет говорить, но напрямую не скажет об этом. Это – не его метод.
Это – не он.
— Душно, — смято роняет Денис и отходит в сторону.
***
— Я, — несколько раз Денис, начиная, не может продолжить. Так и сейчас. — Я не могу, — обрывает он, а я хочу допытать: что не можешь? Что с тобой? Твоей семьёй? Что происходит? Как? Почему?
Может, потому что дел немного, возник интерес. Как аппетит. Хочется, и не откажешь.
Но я молчу. Если Денису потребовалось много попыток для «я не могу», сколько уйдёт на полный ответ? Когда он сможет? Через сколько?
И это имеет значение?
Наверняка.
Тогда бы он избегал меня, а не ждал. Не проверял, далеко ли я иду, и не пытался заговорить.
Хочет сказать и нет одновременно.
Мы похожи. Действительно похожи.
Наверняка, в этом схоже множество людей, но именно сейчас это – мы.
========== 28. Вторник, 02.07 ==========
Вечереет. Небо блекло жёлтое. Теряет цвет и не уходит трагично с красным отливом. Уходит так, как любой трудяга поднимается со своего рабочего места по окончанию смены.
Иду за Денисом и ловлю свои мысли. Самая крупная: я безумно спокоен. Могу ждать до самой ночи. А мог бы разозлиться. Рычать на Дениса за то, что молчит, вроде не обращает внимание на меня, но следит, как бы я не пропал. Он тоже ждёт. Своего.
Но о чём думает и думает ли, я не представляю. Но я не хочу заканчивать день вот так.
— Это странно, — говорит он и подбирается ко мне.
— Что странно?
— Всё это, — понятнее не становится. — Эта ситуация. Это… молчание, — его голос надламывается. — Почему ты… идёшь. Продолжаешь идти. Разве… это стоит того?
Это – всё это? Которое ситуация, молчание и…
Вздыхаю и поднимаю голову, будто жду ответ, но говорю первым:
— Наверняка стоит. Я не знаю.
Я не знаю, чего жду. Чего-то, что придумал сам. Какую-то проблему для Дениса с родителями.
Почему я уверен, что она есть? Почему я вообще так уверен в себе?
Небо сереет.
— Если ты не знаешь, то… как можешь сказать, что стоит?
— Потому что не знаю, потому и могу сказать. Ты же понимаешь, это – игра словами. Пока не скажешь, как есть, мы ни к чему не придём.
Денис идёт в ногу со мной, молчит. Но точно понимает. Не может не понимать.
Небо быстро темнеет. Быстрее, чем приходит хоть какое-то осознание.
Осознание того, сколько можно упустить словами, сказанными и замолчанным. Сколько теряется за мыслями и сколько находится. Сколько надо времени, чтобы испортить. И исправить.
— Денис, — звучит мужской голос.
Денис замирает как по команде и вскидывает голову. Смотрит на человека впереди.
Он худой и бледный. C медицинской маской на подбородке. В сером костюме, застёгнутом пиджаке, несмотря на духоту и жару.
— М-максим, — говорит Денис, двигает губами и удивляется. Следом удивление становится тяжёлым пониманием. — Точно… — шепчет он.
Максим первым подходит к нам. В его глазах что-то похожее на безразличие. Но я не понимаю, что в них такого, что не даёт мне однозначно сказать, что это – безразличие. Всматриваюсь и вижу, он не просто бледный. Скорее белый. Как бумага. И это отталкивает. Говорит держаться от него подальше.
— Надо представиться, да? — сухо спрашивает он и в упор смотрит на меня. — Максим. Его брат.
Он поднимает руку и будто сам замечает кожаную перчатку. Снимает её с тяжёлым вздохом и протягивает белую руку.