Поэтому, в любой момент, я могу понадеяться на них – рассказать. Поделиться. Но для этого момента нужна причина.
Пока не найду её, останусь таким: под покрывалом, и буду думать, что хорошо спрятался, раз меня не замечают.
***
Днём остаюсь один. На бэхе гоню до площади. Нахожу знакомых, с ними катаюсь, разучиваю трюки. Когда заявится Стас, покажу пару и самого припахаю учиться.
Представляю, как он выдаёт пируэты лучше фигуристов, – ради этого стоит постараться.
Надеюсь, – оседает мысль, – это случится как можно раньше.
Фотографирую площадь с нашего пригретого местечка и отправляю: «Помнишь ещё?».
Чтобы не сорваться, он нагрузил себя работой. Но ничего не обещает, что он не сорвётся, да? Всё может быть. И всё может быть впустую.
Не знаю, смог бы я так поступить с собой ради своего же блага.
Наверняка, это было трудное решение.
Делаю круг по площади и возвращаюсь.
Хочу только, чтобы его решение окупилось.
***
— Может, я думаю слишком много? — высказываю Андрею.
— Не исключено.
— Хватит. Прекрати. Почему не сказать: «Да, блять, ты загоняешься» или «Нет, это нормально»? — смотрю в упор на него.
Андрей ничего не говорит. Ощущает мой хмурый взгляд на расстоянии вытянутой ноги и не отводит глаза. Смотрит с тем же напором.
— Потому что я не знаю, — не выдерживает и отвечает. — Но, если ты хочешь услышать что-то определённое, я могу повторить за тобой.
— На хер надо, — сдуваюсь я и втягиваю шею в плечи.
Солнце не сходит с позиций третий день. Мы же ныкаемся по дворам и паркам. В этот раз обогрели качели, на которых очень удобно сидеть напротив друг друга и показывать своё негодование.
Я был единственным, кто его показывал.
— Меня это достало, — изнывая говорю.
— Это видно.
— И жара эта тупая, — пинаю сидушку Андрея, — и Денис, этот говнюк, сука, мать его. Он не подумает писать! Ни-ког-да. Не будет по-другому. Точно. Пизда.
— Его зовут Денис?
— Это неважно. Важно… хуй его знает, что важно, — закрываю лицо руками.
Я бы всех назвал. Всех обозвал. И возненавидел. И чмырил. И унижал. Но среди всех них я – тот, кто не может справиться. Тот, кто не может ничего исправить.
Задерживаю дыхание, а воздуха уже не хватает. Будто я сжираю его телом, и мне самому не остаётся.
Резко и глубоко вдыхаю, опускаю руки и ещё раз ударяю деревяшку.
— Знаешь, — говорит Андрей и касается моей ноги.
Я одёргиваю её и ошарашенно смотрю на него:
— Ёбну.
— О, извини, я не… не хотел, — Андрей опускает глаза и краснеет. Напрягается. Руками берётся за сидушку.
Думаю: «Что за глупость?», потом понимаю: из-за метро. Из-за того, что Андрей дрочил на меня, он думает, что мне неприятны его прикосновения. Но, в тот момент, мне было неприятно не из-за того, что это он. Я не хотел, чтобы меня трогали вообще.
— Это из-за того, что я на взводе, — говорю, но зачем не уверен: чтобы обнулить извинение? Сказать, ещё раз, как я себя чувствую? Пожалеть?
Нет. Жалеть точно не буду.
— Пойдём, а то сидеть невозможно, — спрыгиваю с качели и поправляю волосы. За лето отрасли.
Из-за жары лицо мокрое. Когда солнце угомонится? И с каких пор оно начало меня волновать? Меня уже всё начинает волновать, отмечаю с раздражением.
— Идёшь? — спрашиваю и оборачиваюсь.
Андрей стоит рядом. А я не заметил.
***
— Что с этим делать? — спрашиваю у воздуха и строю из пальцев позы.
За полдня я скурил семь сигарет, сдерживая себя разговорами с Андреем. Почти не помогло.
— Может быть, подушку побить?
— Ну, так-то, — не договаривая, соглашаюсь. — Но здесь нет подушек, — обвожу взглядом парк.
Тот парк, где, как призрак, возник Коля. Осматриваюсь. Среди людей, которые здесь есть, его нет – и это хорошо. Ему и не надо здесь быть. Я уже не совсем уверен, что это был он. Может, привиделось?
Но стоит вспомнить голос Матвиенко, как я перестаю убеждать себя. Это был Коля. Но почему с ним?
В голове перебираю картинки: после того, как я сказал свои первые слова, после того, как преграда была построена, Матвиенко прилип как на клею. Гондон.
Выходим из парка и думаем, где засесть.
— Скажу ещё раз: я удивлён, сколько времени ты мне уделяешь. — Попутно ищу место для перекуса.
— Я думаю, лишним не будет, — его голос точно показывает, что он хочет перевести дело в шутку.
— Лишним для чего? — спрашиваю и просматриваю одно место за другим.
— Для, — заминается Андрей, — для общения?
— Я тебя не понимаю, — говорю и тыкаю в следующую точку.
— Я тоже… Просто думаю, что так надо. Почему нет?
— Почему? — задумываюсь над звучанием, вопросом и куда его впихнуть.
Я потерялся в разговоре и кварталах. Может, именно в этот момент, надо было замолчать и услышать:
— Но почему? Ты даже билет сдал! А денег хватит?
— Всё в порядке, — говорит раздражённо спокойный голос, а я отзываюсь на него и оборачиваюсь.
Он как чувствует и смотрит в ответ. А я вместо того, чтобы идти дальше, делать вид, что не признал, подумать, что послышалось, стою и выжидаю. Пока меня снова не узнают. Пока не узнаю я.
С таким лицом, будто нашёл вещь, которую потерял десять лет назад.
========== 33. Воскресенье-понедельник, 07-08.07 ==========
— Вадим! — с удивлением говорит Матвиенко, так приветливо и дружественно, словно мне надо повторять за ним и принять роль давнишнего знакомого. — Как поживаешь? Два года не виделись.
А то я не знал.
Стараюсь не замечать присутствие Коли, поэтому смотрю на Матвиенко. А он улыбается. И всё, что я хочу сделать, – это набить ему морду. Эту самодовольную, уверенную, блядскую рожу.
Знаю, я не меньше его заслуживаю, но как же хочу. Крепко сжимаю кулак. Просто невозможно.
Но я нахожу в себе силы отвернуться.
— Пойдём, — говорю и хватаю Андрея за плечо, но Матвиенко не отпускает:
— Опять отыгноришь и уйдёшь? — Смеётся, тварь. В открытую. Но использует те слова, которые звучат как пустяк. — Как сбежал тогда, так и сейчас сбежишь?
Что-то лопнуло, как воздушный шар. В голове.
Лучше бы я отыгнорил и ушёл, а не улыбался, стискивая зубы, когда налетел на него и ударил по лицу.
— Ты знаешь за что! — ору первое, что приходит на ум.
Хочу добавить сверху, но со спины меня уже держат. Я пытаюсь вырваться, смотря в ошарашенное лицо Матвиенко.
Не таким он был два года назад!
Знал бы, что так будет круче смотреться, так бы и поступил.
— Ненавижу тебя. До конца жизни буду ненавидеть. За то, что втянул меня в это! и Колю. За то, что я в дерьме провёл эти ебучие два года. И ненавидел себя! Каждый день… — я затихаю, а Андрею кажется, что он может ослабить хват, но тогда я снова рвусь. — У тебя нет права быть с ним!
Андрей оттягивает назад, а я продолжаю орать, посыпать ругательствами и смерить взглядом Матвиенко. По нему видно, он не думал, что я могу позволить себе открыть рот. Тем более ударить его.
Я даже к себе такой ярости не испытывал.
***
Андрей приносит бутылку холодной воды.
— Спасибо, — говорю несмотря на него и откручиваю крышку.
— Доволен? — спокойно спрашивает.
— Пиздец как, — я тоже спокоен. Будто все чувства лавиной сошли, и осталась тишина.
Мы опять во дворе. За какое-то количество остановок от Коли и Матвиенко. Матвиенко с опухшей щекой.
Улыбаюсь и щурю глаза.
Орал я долго. Не угомонился, пока Андрей не затащил в автобус. Оттуда и поехали. По его словам: «Подальше».
Если бы я увидел со стороны, подумал бы, что это – похищение.
— Знакомый?
Прикладываю бутылку к шее.