— Так вот что со стариком случилось.
— Ладно вам, — говорит мама, — не будем искажать факты нашей биографии, а насладимся настоящим.
Я и старик поддерживаем.
***
— Вадим, ты хорошо выглядишь, — обращается голос Дениса до того, как я замечаю его и закрываю уши.
— Хоть человеком стал! — драматизирует Гоша на пятачке.
— Усохни, — говорю ему и показательно зажимаю сигарету между средним и безымянным пальцами.
— Всё напряжение выпустил? — спрашивает Александр Владимирович.
— Да, — отвечаю с улыбкой. — Но сегодня не смогу к вам зайти, — замечаю, что мой тон смягчается.
— Подлиза, — не терпит обращение Гоша.
— А ты – скотина, которая думает, что защищает мои нервы.
— Как с тобой общество мирится?
— Я составляю его часть.
— Вы оба – часть общества, — говорит Петя. — Но зачем такая нужна? Кто скажет?
— Чтобы находить проблемы? — Вася говорит про себя, но все слышат и оценивают смехом, кроме меня и Гоши.
— Блять, это же отсылка к субботе?
— Неделя прошла! — напоминает Гоша и заваливается на моё плечо. — Это нельзя не отметить. Поздравляю, брат, целую неделю тебя не домогались. Как ощущения? Что испытываешь?
Я не отвечаю, но смотрю в точку между бровями Гоши. Он напрягается и медленно отодвигается.
— Почему ты молчишь?
Виснет молчание. Даже Александр Владимирович с любопытством наблюдает за тем, как событие развернётся.
— Меняю характер. Но отпиздить тебя я всё равно хочу.
— Где ты его меняешь?!
— Глубоко. В душе.
Гоша отходит на безопасное расстояние, в сторону Александра Владимировича – прекрасная стратегия.
***
Встречаю родителей около станции. На маме новое платье – длинное, тёмно-красное. Одно из тех, которые она показывала в полицейском участке.
— Как оно? — спрашивает мама и расправляет плечи. Волосы для выхода подкрутила.
— Замечательно, — одобряю я. — Погоди, есть ли в природе вещи, в которых ты бы выглядела плохо? По-моему, нет.
— Вадим, — смеётся она.
Я рад слышать её смех. Смущённый, но искренний.
— Как ответишь? — смотрю на старика, а он улыбается. Подходит к маме и величественно обнимает за плечо:
— Куда там старикам за молодёжью гнаться.
Да, старикам.
— Не может быть! Это секретная техника: «Цифра в паспорте»!?
Иногда мне кажется, что я шучу сам с собой, но вовремя напоминаю себе, что старик обычно копит и одноразово возмещает урон.
***
Сидим в бургерной, наслаждаемся вкусом.
Мама с лёгким интересом спрашивает:
— Вадим, а ты… читал письмо?
Я замираю. Чёрт. Мам, не надо было о нём вспоминать.
— Что за письмо? — спрашивает старик.
— От Михалкова, — отвечает она.
— А, этот…
— Да, я прочитал. Ничего необычного, письменное извинение, ни больше, ни меньше, — и отпиваю чай.
Меньше всего оно представляет из себя извинение.
— А трудно представить, правда? Что мотивирует людей на свершение подобных поступков? — тихо приговаривает мама, а старик высказывает своё мнение:
— Надеюсь, я не доживу, когда с лёгкой душой смогу сказать: «Такие времена».
— Окно Овертона заработает не сразу, — успокаивает мама.
«Такие времена» – о том, что новое поколение задаёт тон. Мода задаёт тон. В усладу консерватизма неизменным остаётся малое, и к этому надо привыкнуть. «Такие времена» – мантра старика. Пять лет назад он ещё остро реагировал на гомосексуализм, трансвестизм, трансгендерство и прочие явления, которые приняли в Европе. Поэтому решил, или мама ему подсказала, что ругательства – отличный выход эмоциям, но, может быть, идут впустую, стоит пересмотреть своё отношение.
Путь был труден, но результат феноменален.
Старик видит однополую пару, первая мысль в его голове: «Такие времена», и пара исчезает. Он видит полностью татуированного человека, мантра даёт ему умиротворение раньше, чем он может вспыхнуть.
Пока родители обсуждают зловещее окно разрушения и деградации нации и народов, я достаю телефон и делаю фото. Удачное, с первой попытки.
Листаю: пример с доски, случайный пейзаж дороги, родители, вечер с пиццей, я, мама и старик – старик неудачно делает кадры.
Но я рад, что на моём телефоне таких фотографий больше других.
***
За плотным обедом следует прогулка без маршрута.
Мы идём по солнечной улице. Ветер прогрелся и уже не напоминает о том, каким ледяным был месяц назад. Ярко-зелёные листья скрывают кусками небо и отражают свой цвет на землю.
Мама глядит по сторонам, видит сирень и припадает к ней. Я наготове с камерой.
— Вадим, — с улыбкой говорит она.
— Да, мам, кадры превосходные. Модель изумительная. Придраться не к чему.
Она снова смеётся. Когда поднимается ветер, замолкает. Задумывается, рассматривая цветы, и говорит:
— Может быть, съездим летом в A{?}[родной город Вадима.]?
Я будто бы останавливаюсь:
— Зачем?
— Друзей старых повидать. Или почувствовать ностальгию. Не хочется?
— Я думаю, чтобы почувствовать ностальгию, надо приехать лет через десять или двадцать и сказать: «Как я скучал по этим местам».
— Сынок, если ты приедешь туда через двадцать лет, ты скажешь: «Куда я попал?».
— Ну да. Неустанный прогресс.
— Подумай над этим, — мягко говорит мама и смотрит на меня своими чистыми глазами.
Говорю непринуждённо: «Конечно», но в себе держу другой ответ.
Я не могу туда вернуться.
Не осталось друзей. Ностальгии не будет, те места я вспоминаю слишком часто. Я ещё не забыл: ни улицы, ни короткие пути, ни любимые места для посиделок. Я помню их. Помню запах. Индустриальные виды, виды парков и площадей. Слышу, как там завывает ветер между домов, и знаю, какие чувства ко мне придут.
— Вадим? — спрашивает мама.
Я оборачиваюсь. Они уже впереди.
— Иду.
Хочу, чтобы ветер подхватил мои мысли и унёс за пределы города.
***
Родителей отпускаю на свидание, сам возвращаюсь домой. Где тихо, нет ветра, где солнце не греет, где мне становится холодно.
Переодеваюсь и слышу оповещение на мобильнике.
В WhatsApp’е пришло сообщение от пользователя, который на моём телефоне обозначен как «Дрочильщик»:
Ты прав 17:58
Спустя два дня после моего сообщения.
Хорошо, что написал сейчас, а не раньше.
========== 8. Воскресенье, 28.04 ==========
По мере возвышения солнце разгорается, начинает жечь кожу и остужать пыл, но я уверенно кручу педали.
На площади куча мелких. Новых и незнакомых мне. С другой стороны – пара знакомых. Стас в уединении. Наворачивает четыре круга и закуривает. На большее не хватает.
Жду, когда он сядет и начнёт осматриваться. Тогда я проезжаю перед ним, но не останавливаюсь, делаю вид, что не замечаю. Он не спрашивает, провожает глазами. И с каждым кругом в его взгляде растёт вопрос, будто он не может вспомнить, куда слил крупную сумму денег.
Когда я заканчиваю представление, торможу перед ним, задирая подбородок, и скрещиваю руки.
Стас до сих пор не понимает, но усердно наблюдает. Может, выкину что-нибудь ещё. Я же презрительно смотрю в ответ.
— Ч-что? — решается спросить он.
— Я на тебя в залупе.
— Это я понял. Что я сделал?
Хлопаю себя по колену.
— Ты читал эту грёбаную записку и не сказал мне, какую муть этот гад написал!
— Ты же сказал, что сам прочитаешь!
— Ты мог предупредить!
— Откуда я знал, что надо было?!
— Надо было проявить скрытые способности!
Стас хочет ещё покричать, но конкретно так задумывается.
— Ты сейчас стебёшься?
Артист.
— Немного, — я пожимаю плечами и валюсь на руль.
— Я же почти поверил, — упорствует он. — Ну даёшь. Капец.
Улыбаюсь.
Стас всегда один. Боится заводить отношения.