Рассматривая все это сквозь слезы, Зуек пришел в себя и спросил:
– Ты – Рудольф?
Из-за деревьев выскочили разные люди, почти все с теми же знаками татуировки.
Щеки у них, как и у всех людей, надувались от смеха, но глаза, в то время как лицо смеялось, оставались холодными и злыми: лица не добрели от смеха.
– Черти какие-то! – сказал Зуек, переводя свои большие, удивленные глаза с одного лица на другое.
И как только, не струсив нисколько, он произнес это «черти», так все эти люди поглядели на него иначе, почти даже и с уважением. Тогда-то Зуек вдруг и догадался – перед ним была знаменитая бригада двадцать первая, возглавляемая прославленным паханом Рудольфом.
– Ты спрашиваешь, кто я, – сказал пахан, – ну, хорошо, я – Рудольф.
Тогда Зуек, чтобы не ударить в грязь лицом, ответил, представляясь:
– А я курьер начальника строительства узла. У вас тут завал. Поднимается ветер, и всех вас может задавить.
– Нашли какую заботу – думать о нас!
– А как же, – ответил серьезно Зуек, – мы для того и стоим наверху и для того не работаем своими руками, чтобы думать только о вас. Мы вас спасаем.
Пахан на эти слова не удостоил даже улыбки, но Зуек все-таки заметил, что глаза пахана чуть-чуть повеселели от его слов, и этого было довольно: урки все разом разразились громким хохотом.
– Ты легкобычный пацан! – сказал довольно весело Рудольф. – Это вы хорошее дело делаете, ничего, спасайте нас.
Потом протянул свою руку, погладил ею Зуйка по голове, покачал своей головой и сказал:
– Какой ты хороший пацан, и зачем ты ссучился с легавыми?
Задушевный голос пахана проник в самое сердце Зуйка, слезы хлынули из его глаз, и вдруг с необычайной силой, заскрипев даже зубами, он унял их, утерся рукавом и сказал:
– Нет, я не ссучился, я хотел вправду спасать людей, а они меня выгнали…
– Выгнали! – радостно крикнул Рудольф. – Ну, поздравляю тебя!
И, брыкнув ногой и хлопнув себя по заду, взял его маленькую ручку, пожал и потряс.
– Теперь ты, брат, наш. Теперь у тебя много верных друзей, и с нами ты не пропадешь.
Тут хлынул дождь. Колонна за колонной пошли каналоармейцы в бараки.
– Приходи к нам! – крикнул Рудольф Зуйку.
XV. Сказка о вечном рубле
Засверкала молния, загремели громы, и карельские лесистые холмы, озы и бараньи лбы на далеком расстоянии стали перекликаться между собою. Бежать Зуйку домой, переправляться за Выг было далеко, а бараки совсем были рядом. Он бросился догонять колонну Рудольфа и скоро был среди бараков нового маленького рабочего города.
Рудольф издали махнул ему рукой, давая понять, чтобы шел в тот барак, откуда издали пахло горячим хлебом и щами. Сам же Рудольф со своей бригадой исчез в дверях другого барака, и опять появился скоро, и опять показал Зуйку на душистый барак.
Все тут было вокруг, как на пожаре: там катили огромную бочку и устанавливали ее под капель, там на себе четверо загоняли телегу с грузом в сарай; какие-то люди, как знающие свое дело муравьи, перебегали постоянно из барака в барак, и массы определенно валили в столовую. Никто, наверно, кроме Зуйка, не обратил внимания на голос по радио, приглашающий слушать выступление артистки Михайловой. Наконец так много скопилось людей у входа, что среди больших людей в тесноте он стал, как цыпленок в ведре, и там терпеливо слушал дуэт «Не искушай».
Чей-то тяжелый сапог приплюснул ногу Зуйка так сильно, что он закричал от боли. Тогда старый человек с добрым лицом, как бы изрубленным временем, наклонился к нему и взял его за руку.
– Ты, мальчик, – сказал он, – наверно, к нам от дождя забежал?
Зуек сразу узнал по голосу в этом старом человеке кожевника Волкова, говорившего что-то непонятное Улановой о вечном рубле.
– Мне, – ответил ему Зуек, – Рудольф указал идти сюда и тут его самого дожидаться.
– Рудольф? – повторил, припоминая, старик. – Да на что он тебе?
– А как же мне тут одному?
– Ну, вот добро, – усмехнулся Волков, – в такой тесноте мы сейчас, а ты боишься, как бы тебе одному не остаться. Пойдем со мной, я найду тебе чашку и ложку. Вот садись здесь, а я сейчас все тебе принесу. Не бойся никого, люди тебя не обидят: ты еще невелик.
Зуек сел на длинную белую струганую лавку за длинный во весь барак стол. По ту сторону узкого стола тоже люди садились. Везде от щей из мисок поднимался пар.
Не обошлось без того, что какой-то озорник, заметив за столом маленького, потянул его больно за пискун-волос. А другой пытался заставить его крутиться, не выпуская из пальцев пучка зажатых волос. А еще один схватил за уши и хотел показать Москву. Но тут, к счастью, пришел добрый человек, поставил на стол миску со щами, хлеб положил, ложку дал.