В Вильнюсе их встречала машина, поданная прямо к трапу самолета. У трапа стоял высокий, красивый, чуть полноватый мужчина. Благородная седина ярко подчеркивала голубизну его глаз и красоту лица. На вид ему было лет сорок — сорок пять.
— Арнольд! — закричал Батуев сверху. — Здравствуй.
— Добрый день, Артем. С приездом, — сказал с сильным акцентом Ференсас.
Они обнялись, поцеловались. Затем Хозяин церемонно поцеловал руку супруге Батуева. И сдержанно кивнул всем остальным сопровождающим. Он явно умел держать дистанцию между собой и персоналом. Абуладзе не обиделся. Нужно принимать существующие реалии спокойно, приспосабливаться к возможным изменениям. Раньше он был полковником военной разведки и заслуженным человеком. Сейчас он пенсионер, находящийся на работе у этих банкиров. Все четко определено, и не стоит особенно дергаться по этому поводу. В комнате аэропорта, куда они поднялись, их ждали два сотрудника охраны Ференсаса и еще какой-то тип мрачноватого вида. У него была большая, вытянутой формы голова, несколько странно смотревшаяся на его небольшом теле. Длинные руки делали его похожим на обезьяну. Глубоко запавшие глаза, длинный нос, узкие тонкие губы, кривившиеся в полуусмешке. На бугристом черепе почти не было волос.
— Здравствуйте, Годлин, — поздоровался Батуев, протягивая ему руку. Человек-обезьяна молча пожал протянутую руку. Затем он по очереди поздоровался с Мошерским и Абуладзе.
— Кто это? — тихо спросил Абуладзе у Ольги.
— Яков Годлин. Начальник службы безопасности их банка, — шепотом ответила Оля, — говорят, он убийца. Бывший профессиональный палач в тюрьмах Вильнюса. Но никто ничего о нем толком не знает.
Годлин, услышав ее шепот, но не разобрав, что именно она говорит, обернулся и негромко произнес:
— Машины готовы.
Их разместили в трех «Мерседесах». В первом сидели сотрудники охраны банка и Мошерский. Во втором рядом с водителем оказался Ференсас, а на заднем сиденье разместилась чета Батуевых. В третьей машине впереди сел Годлин, а Тенгиз Абуладзе — рядом с Ольгой.
— Обедать будем в Каунасе, — сказал Годлин свою единственную фразу за все это время.
Абуладзе с интересом разглядывал мелькающие по сторонам плакаты, пока они не выехали на трассу. Литва была уже не бывшей республикой Советского Союза. Она прочно утверждала себя в качестве форпоста Запада против России и стран СНГ. Именно поэтому мелькавшие повсюду рекламные плакаты были в основном на английском и литовском языках, хотя иногда попадались и надписи на русском. Но это была уже другая страна, не та, в которую он приезжал в семидесятых, восьмидесятых годах, работая в ГРУ.
Через три часа после прилета они уже обедали в Каунасе, где в местном ресторане Ференсас устроил торжественный прием. На этот раз четкого разделения на «хозяев» и «слуг» среди гостей не было. Всех прибывших посадили за стол. Но из литовцев за ним сидели только Ференсас и Годлин. Водителей и охранников не позвали, в Литве уже четко проводили разницу между «хозяевами» и «обслуживающим персоналом».
Когда обед закончился, автомобили снова понеслись в сторону моря, минуя живописнейшие места — низменные равнины и лесистые холмы. К вечеру они проехали Кретингу и, не доезжая до Паланги, резко свернули направо. К вилле Ференсаса они подъехали в половине двенадцатого ночи, когда на небосклоне уже светилась полная луна.
В доме их ждали. Несмотря на усиливающийся ветер вся вилла была ярко освещена, словно рождественская елка. Гости высыпали из машин, разминая уставшие ноги. В дверях их встречала хозяйка дома. Высокая миловидная женщина лет тридцати с округлыми формами. Красиво изогнутые брови, тонко вылепленный носик, пухлые щечки с ямочками — она была воплощение женственности.
— Здравствуй, Рита, — мелодичным голосом сказала женщина.
— Здравствуй, Эльза, — женщины поцеловались. Батуев, подойдя следом, также поцеловал хозяйку в щеку. Абуладзе заметил, как дернулась при этом Рита Батуева.
— Проходите в дом, — предложила Эльза, беря под руку Риту и Батуева, но банкир обернулся к своим попутчикам со словами:
— Они приехали со мной, — это было сказано очень твердо. Очевидно, большие деньги еще не испортили его окончательно. Или бывший фарцовщик привык уважать всех, с кем он работал. — Мой секретарь — Ольга, — представил он девушку.