***
После Мо я направилась к казино, где танцевала много лет. Низкие, мрачные дома давили на мозг своей серостью, вызывая панику. Хотелось бежать. Не на этот результат я рассчитывала. Хотелось успокоения, но, глядя на невысокое стеклянное здание, хотелось сдохнуть! Щеки загорелись огнем от одного только воспоминания о бесчисленном количестве пощечин, которыми осыпали «благодарные» клиенты, а дважды сломанная челюсть противно заныла.
Выжав педаль газа, выехала с парковки, подрезая плетущиеся легковушки. Руки сами крутили руль, подчиняясь импульсам мозга. Только через несколько минут, когда пролетела мимо железного знака с названием города, где когда-то жила, поняла, что убегаю. Но кроме облегчения ничего не испытала. Ни старые дома, ни уютные дворики не имели больше власти над мозгом. Они больше не могли обманывать, создавая ощущение домашнего уюта. Мой дом там... В моей просторной двушке с видом на центральную площадь. Там, где утром слышен бой курантов на правительственном здании. Там, где дорога домой отнимает несколько часов жизни, но эти часы становятся временем уединения. Мы сидим в машине и думаем, либо поем на разрыв, вторя магнитоле. Но не здесь. Не здесь. Боже! Как все понятно! Как все просто!
Резкий приступ тошноты заставил остановиться у ближайшего кафе. Выскочила на улицу, жадно вдыхая воздух. Оливье из мыслей душило. А участившиеся панические атаки делали меня уязвимой. В такие моменты все, о чем я могла думать – оказаться в крепких объятиях Данила. Хотелось отдать всю себя, не требуя ничего взамен, лишь бы упиться чувством защищенности и нужности. Надеялась, что смогу спокойно вынести эти три месяца, даже не вспоминая о нем. Но не смогла. Каждый день истязаю себя мыслями, догадками. И теперь! Так страшно сдавать свои позиции, признавать, что была неправа, что полюбила его еще тогда, когда наслаждалась холодным взглядом из-под капюшона. Готова сложить свои принципы в пакет и сжечь.
Еще вчера, когда сбегала из дома, только для того, чтобы не броситься к нему раньше положенного срока и подумать не могла, что хватит меня на несколько часов. Всего каких-то несколько часов.... Я приезжала в тот ресторан каждое первое число, но так и оставалась сидеть в машине, дрожа от собственной слабости. Уливалась слезами, глядя, как он вылезает из машины и медленно бредет к ресторану. Он поднимал голову, чтобы поздороваться с официантами, все остальное время его голова была опущена, а руки сомкнуты за спиной. Хотелось броситься к нему, но не могла. Тело было парализовано страхом. Перед глазами каждый раз вспыхивали воспоминания: мать, скованная в смирительную рубашку, чемоданы, выставленные на улицу, сожженные афиши с именем матери и довольное лицо новой примы.
Не боялась бедности, не держалась за то, что имею, потому что благодаря Данилу поняла, что могу все. Боялась влюбиться, как мать. Боялась закончить жизнь, как она...
*****Даниил*****
Как бы ни хотелось верить, что чувство удовлетворения придет чуть позже, здравомыслие твердило обратное. Выйдя из кабинета следователя, ждал облегчения, способного унять ноющую боль в груди, поселившуюся два месяца назад. В тот день, когда я получил первую угрозу от Демидова. Он думал, что я, как все. Не смогу, передумаю, испугаюсь. Не рассчитывал, что пойду до конца, поэтому заваливал меня письмами с угрозами в сторону Ярославы и моей семьи. За себя не боялся, нет. Боялся за родителей, за Ярославу, за своего будущего ребенка....
Да, конечно, я все знал. Заметил, что Яра довольно часто стала посещать женскую консультацию, что ее руки постоянно на животе. В тот день еле сдержал себя, чтобы не кинуться к ней, чтобы утащить домой. Хотелось окружить ее заботой, вниманием и любовью. Боролся с собственной эгоистичностью.
Конечно, с другими было проще. Выбираешь понравившуюся, не сводишь с нее глаз, затем подходишь, чтобы завести двусмысленный разговор, понятный только двоим.
Но она не такая. Яра чувствует себя увереннее стоя обнаженной перед совершенно незнакомым человеком, чем, смотря в глаза тому, кто не скрывает своих чувств. Я дал ей время не для принятия себя, не для того, чтобы она ковырялась в собственных чувствах, потому что рассчитывать на это было глупо. Дал время, чтобы она свыклась с моей любовью к ней. Чтобы перестала сопротивляться, стараясь отвергнуть, уколоть и обидеть. Чтобы перестала оценивать мою любовь, подвергая сомнению, окидывая недоверчивым взглядом. Невозможно оценить масштаб любви, невозможно очертить ее границы для наглядности, но можно сделать так, чтобы человек просто поверил, перестав ставить под сомнение то, что за гранью его понимания.