Лежанвье, не веря собственным глазам, сначала негромко окликнул Диану. Ему казалось абсурдным и неприличным, что она продолжает лежать на полу в его присутствии, не сделала ни одного движения, чтобы подняться, навести порядок в одежде. В то же время чисто машинально он опустил руку в левый карман жилета, достал таблетку, поднес ко рту.
— Диана! — настойчиво повторил он. — Диана!
Только сейчас, видя, что Диана не выходит из своего неприличного забытья, он начал что-то смутно сознавать.
Диана не слышит его, с ней что-то случилось.
Несчастный случай. Или же…
На секунду мелькнула мысль о самоубийстве. Но нет. Не кончают счеты с жизнью в темноте и холоде, разламывая стул своей тяжестью. Не кончают с собой без повода. Разве что в припадке безумия. А Диана была вполне в здравом рассудке, по-настоящему любила жизнь…
— Итак, вы это сделали?
Лазар стоял на пороге, руки в карманах пиджака, с обычной миной — правый глаз прищурен, левая бровь приподнята.
— Что сделал? — запинаясь, пробормотал адвокат.
Лазар, не удостоив его взглядом, прошел вперед, опустился на колено, склонился над телом:
— Хм! Хороша мишень!.. Одна пуля, но каков выстрел, она, должно быть, задела сердце… Здесь вошла, там вышла… Крошка-пуля для пистолета-игрушки…
Он поднялся, взвешивая пулю на ладони, кинул ее адвокату:
— Ловите!
Но Лежанвье отшатнулся так, словно мертвая пуля могла еще убивать. Она покатилась по полу.
Позже он сам будет недоумевать, каким чудом ему удалось держать себя в руках, обмануть сердечный приступ, готовый сломить его.
Лазар не сводил с него взгляда. Опустив руку в карман, он что-то достал оттуда, короткое пламя полыхнуло между пальцами, и запах «плэйере» распространился по комнате.
— Вы меня поражаете, папаша! Ладно еще ругаться, но убивать в вашем возрасте!.. Что произошло?.. Вы нашли клочок записки? Подслушивали под дверью, обработали Сабину, наняли частного сыщика для слежки за нами, что еще?.. Ведь мы были осторожны… Ну, как это вы узнали, что госпожа Лежанвье и ваш покорный слуга?..
Адвокат пошатнулся, прислонился к стене, чтобы не упасть.
«Госпожа Лежанвье и ваш покорный слуга»…
Внезапное признание, вырвавшееся нечаянно.
Ему показалось, что за последние десять минут он дважды потерял Диану.
— Э, папаша! — воскликнул Лазар, внезапно забеспокоившись. — Только не говорите, что я вам открываю горизонты, будто вы не знали, что мы двое?.. (Он размышлял, сдвинув брови, пожал плечами.) — Конечно же, вы знали, иначе не застрелили бы ее!
Лежанвье хотелось говорить, сказать хоть что-нибудь, лишь бы помешать тому продолжать. Но не мог, у него перехватило горло.
Лазар продолжил:
— Заметьте, я вовсс не был так уж пылок, хотя и вышел из тюрьмы… С самого начала я питаю к вам уважение, дорогой мэтр, и — хотите верьте, хотите нет, — я не такой человек, — можете справиться у кого-нибудь, — чтобы обманывать того, кого уважаю, но Диа… — госпожа Лежанвье — подстерегала меня за каждым поворотом изо дня в день все менее одетая, более обнаженная… Улавливаете?.. «Чего муж не знает, то у него не болит», — сказал я себе в утешение, когда неизбежное свершилось. «В конце концов, раз уж он на пятнадцать лет старше, должен прощать ей измены»…
Лежанвье весь покрылся потом. Сердце стучало у него в груди как молот, отдавалось в висках, затылке, даже в кончиках пальцев.
«Вот он, ад!» — тупо подумалось ему.
Узнать, что ваша убитая жена обманывала вас с убийцей, узнать из уст этого убийцы, что, без сомнения, она наставляла вам рога и раньше…
На самом деле он был уже не здесь, а мчался из Парижа в Шеврез, выжимая 100, 110, 120 км в час, в суде, добиваясь незаконного оправдания Лазара, в своем кабинете, прижимая к себе Диану, где проводил тяжелыми ладонями снизу вверх по двойному шелку ее платья и ее кожи, чувствовал губами ее губы, холодные и покорные, в их спальне смотрел, как она спит, ловил момент, когда она во сне скидывала простыню, открывая обнаженные ноги.
Вы меня еще не потеряли…
— Рассмотрим ситуацию хладнокровно, дорогой мэтр… Что вы собираетесь делать? Защищаться как виновный?
Лежанвье по-прежнему был не в состоянии отвечать, да он и не слышал, что тот говорил.
Лазар помолчал, затем стал дальше развивать свои доводы:
— Госпожа Лежанвье изменяла вам и раньше, но вы только довольно поздно узнали об этом. Ладно. Благодаря, скажем, любовной записочке, неосторожно сохраненной в сумочке или на письменном столе. Ладно. Вы застали ее здесь в растрепанном виде, осыпали упреками в измене. К несчастью, она не слушала вас, а настаивала на праве жить своей жизнью. Вас это разозлило и, от ругани перейдя к рукоприкладству, вы сцепились, как пара грузчиков. Она угрожала вам пистолетом, вон тем, что валяется на полу, и, казалось, решилась им воспользоваться… Вы схватили ее за запястье, чтобы она не натворила глупостей… К несчастью, раздался выстрел… На суде, поверьте, никаких проблем не будет: вспомнят ее и ваше доброе прошлое… Под защитой нового Лежанвье вы выйдете из этого дела под вспышки магния и с вашей фотографией на обложках всех журналов, по крайней мере, если не начнете хитрить и во всем признаетесь…