— Ах…
Сгорая от желания оскорбить его в ответ, я открываю свой поганый рот, не успев подумать о последствиях того, что сейчас из него вылетит.
Я киваю на Omega Seamaster на его запястье.
— Отличные часы. Не хочешь проиграть и эти?
— Что? Уже продала предыдущие за крэк13?
Я… что?
Его ответ был быстрым и неожиданным, что противоречило его мягкому тону. В недоумении я оглядываюсь по сторонам, не подслушал ли кто из гостей свадьбы, как будто кто-то, поймав мой взгляд и подняв брови, подтвердит, что мне не привиделся его грубый ответ. Но вокруг только любопытные взгляды и перешептывания за хрустальными бокалами.
Прежде чем я успеваю придумать ответ, он поворачивается к барной стойке и упирается в нее предплечьями. Не знаю, зачем я это делаю — может быть, я мазохистка, или мне нравится играть роль щенка, которого постоянно пинают, — но я проскальзываю рядом с ним.
— Аманда, позволь мне.
Я отрываю взгляд от его профиля достаточно надолго, чтобы понять, что девушка из бара все еще борется с бутылкой шампанского. Она замирает, багровеет и неохотно протягивает бутылку Рафу.
— Прежде всего, нужно снять фольгу, — к моему удивлению, он подносит горлышко бутылки ко рту и срывает фольгу зубами. Господи. Что-то горячее и первобытное вспыхивает между моих бедер. Я стараюсь не показывать этого. — Возьмись за верхнюю часть, — он обхватывает горлышко бутылки большой рукой, а вторую опускает вниз, — и фокус, Аманда, в том, чтобы прокручивать корпус, а не пробку.
Сухожилие на его большой загорелой руке напрягается. Шипучий напиток такой же мудреный, как и он сам.
Легкое шипение воздуха срывается с моих губ, когда он осторожно проводит пробкой по краям, успокаивая выходящий из нее газ. Он передает бутылку обратно барменше, которая бормочет что-то бессвязное.
— Аманда?
Она поднимает глаза, и ее почти страдальческое выражение лица безмолвно говорит: Вы еще не достаточно меня помучили?
Взмахнув запястьем, Раф зажимает пробку между средним и указательным пальцами.
— Всегда открывай ее подальше от лица. Эти штуки могут выбить глаз, — он качает головой. — А с такими глазами, как у тебя, это было бы печально, не так ли?
Он подбрасывает пробку в воздух, ловит ее и убирает в карман.
Господи Иисусе. Этот человек стелет так гладко, что даже только что натертый пол с ним не сравнится.
Он лениво отхлебывает виски и поверх ободка смотрит на часы. Затем, словно услышав, как бьется мой пульс, и задумавшись, откуда идет шум, он переводит взгляд на меня. Они пробегают по моим волосам, по распаху шубы и останавливаются на туфлях с открытыми носками.
Его губы кривятся от удовольствия, потому что даже этот придурок понимает, что глупо носить туфли с открытым носком так близко к Рождеству. Когда его взгляд возвращается к моему, он прикусывает нижнюю губу.
— Было приятно познакомиться, Пенелопа.
Слегка захмелев от выпитого и злясь на себя за то, что мое тело вдруг стало как желе, я беру свой напиток с барной стойки и устремляю на него пристальный взгляд.
— Конечно, с удовольствием сделаю это снова.
Он натянуто улыбается моему сарказму и проводит рукой по жилету, в то время как его взгляд скользит поверх моей головы по гостям свадьбы вокруг нас. Бросив едва заметный взгляд на Аманду, которая трясущимися руками разливает шампанское в бокалы, он прижимает указательный палец к груди.
Я смотрю на него в недоумении.
Конечно, нет. Конечно, он не подзывает меня к себе?
Гнев вспыхивает во мне, как неприятная сыпь. Я не одна из его чертовых служанок и не одна из одетых в костюмы прихвостней, которых он вызывает одним движением запястья.
Я открываю рот, чтобы сказать ему об этом, но когда наши глаза встречаются, мой протест улетучивается. В его глазах цвета морской волны мерцает что-то темное и манящее. Что-то, что привлекает безвольное пространство между моими бедрами. Мой мозг слишком затуманен алкоголем и мягкими подтруниваниями, чтобы дать название его выражению, но я знаю, без сомнения, что оно создано специально для меня.
Несмотря на феминистское желание ударить его ногой в пах, я понимаю, что делаю шаг вперед, и поддаюсь его гравитационному притяжению. Оказавшись рядом, его тепло и мягкий аромат мыла, одеколона и мяты окутывают меня, лишая возможности сделать следующий вдох. Сердце бьется о грудную клетку, я сжимаю руки в кулаки и сосредотачиваюсь на галстуке-бабочке с золотым наконечником, обвивающем его горло. Которое, конечно, идеально выбритое. У меня не хватает смелости поднять глаза, потому что я слишком близко, чтобы выдержать такой интенсивный зрительный контакт. Я напрягаюсь, когда он наклоняется, и когда его твердая челюсть касается моей, это кружит мне голову сильнее, чем любой алкоголь. Затем его глубокий голос мягко вибрирует у мочки моего уха.