Такое ощущение, что Дэн пялится на меня целую вечность. Он прочищает горло и поворачивается к стене с алкоголем, чтобы приготовить мой напиток.
Звенит стекло. Луи Армстронг просачивается через динамики, и беспокойство проникает в мою кровь. Это момент, когда цель должна высказаться. В этот момент он говорит что-то шовинистическое, например: О, я думал, девушки не пьют виски? На что я отбрасываю волосы на плечо, хлопаю ресницами и отвечаю что-нибудь столь же шаблонное. Ну, я не такая, как другие девушки.
Но… ничего. Моя маленькая рыбка даже не проявила интереса к моей наживке, не говоря уже о том, чтобы клюнуть. Я держу себя в руках столько, сколько требуется Дэну, чтобы опрокинуть низкий стакан и салфетку, а затем поворачиваюсь лицом к своей цели.
Твою мать.
Ты не должен так выглядеть.
Мы встречаемся взглядами, и я сразу понимаю, что я не первая женщина, которая смотрит в глаза этому мужчине и у которой замирает сердце.
Он не просто красив, он прекрасен, и это не подлежит обсуждению, независимо от личных предпочтений.
Загорелая кожа, черные волосы, доведенные до совершенства, и скулы, о которые можно колоть лед.
Его взгляд с таким же успехом может вызвать у меня обморожение.
— Я не заинтересован.
Я моргаю.
— Прости?
— Извинения приняты.
Он снова обращает внимание на свой телефон, поднимает его с барной стойки и включает быстрым движением большого пальца.
Подожди, что?
В течение нескольких неловких секунд мои глаза мечутся между электронным письмом, которое он набирает на телефоне, и равнодушным выражением его сильной челюсти. Осознание того, что этот мужчина был моложе, выше и сексуальнее, чем моя обычная цель, заставило мои мысли разлететься, как шарики, и теперь я пытаюсь собрать их и разложить обратно в правильном порядке.
Я открываю рот и снова закрываю его. Замешательство вскоре сменяется теплым смущением, которое затем превращается в раздражение.
Черт, какой же он грубый.
Я имею в виду, я не фанатка мужчин и в свои лучшие времена, не говоря уже о том, когда они ведут себя, как высокомерные придурки. Я выросла в казино, а затем и подростковый возраст провела, обучаясь тому, как обманывать мужчин, которые часто посещают их, я поняла намного раньше, чем следовало бы, что у мужчин есть две установки: пренебрежительная или хищная.
Хотя я бы предпочла, чтобы мужчина отверг меня, чем стал на меня охотиться, по мере того, как мои сиськи росли, а навыки мошенничества оттачивались, я поняла, что могу использовать их хищное поведение, чтобы обворовывать их карманы.
И когда я пытаюсь обворовать их карманы, мне не нравится, когда меня отвергают.
Особенно не в первом акте.
Я кладу ладони по обе стороны от своего бокала и пристально смотрю на зеркальную стену за баром.
— Я не подкатываю к тебе.
— Конечно.
Слово выливаются из его уст, легко и окончательно.
— Серьезно, — бормочу я, щеки горят. — Я лучше насрала бы в ладоши и похлопала.
Набор текста на телефоне прекращается. Медленно, он поднимает голову и встречает мой взгляд в зеркале. Темно-зеленый и напряженный. Волоски на затылке зашевелились, и мне кажется, что из чувства самосохранения я должна отвести глаза. Но, как всегда, упрямство держит меня в удушающем захвате, и я хватаюсь за край бара, чтобы заставить себя сохранить зрительный контакт.
— Прости?
— Извинения приняты, — огрызаюсь я в ответ.
Триумф. Он потрескивает и искрится у меня в животе. Но в тот момент, когда телефон моей цели выключается, и он кладет его на стол, его тяжелый взгляд гасит моё самодовольство, как вода огонь.
Он убирает предплечье с барной стойки и сует руку в карман.
— А ну повтори.
По какой-то причине его тон заставляет слова вот и дерьмо вспыхнуть у меня за веками. Он льстивый и беспечный. Почти вежливый. Так почему же я чувствую необходимость напрячься, поворачиваясь к нему лицом?
Теперь я завладела всем его вниманием, и мне не нравится, как оно ощущается на моей коже. Его зеленые глаза блестят, пока лениво скользят по моим чертам, и когда они снова встречаются с моими, легкая улыбка появляется на изгибе его губ.
Он ждет.
— Я сказала, что лучше насру себе в ладоши и похлопаю, чем буду подкатывать к тебе.
— Ах вот как?
— Ага.