— Где Нокс? — спросила я их.
— Он пошел прогуляться, — ответил Крид, вставая, чтобы включить ноутбук.
Я посмотрела в сторону входной двери, гадая, все ли с ним в порядке. Сегодня утром он был слишком тихим, даже когда мы все вместе завтракали. Я была так занята своими собственными демонами, что не нашла времени спросить, в чем дело.
Решив проведать его, когда он вернется, я направилась в свою комнату и подключила телефон к розетке, чтобы зарядить его. Не желая отвлекаться от работы, я собрала все необходимые вещи, чтобы изменить прическу, с того места, где я положила их вчера на комод, и зашагала в ванную.
Спустя примерно час и чертову тонну фольги я стояла перед зеркалом и ждала. С моими секциями и техникой фольгирования меня никогда не возьмут на работу в салон, но для домашней работы все выглядело не так уж плохо. Согласно инструкции, я не могла оставлять осветлитель на волосах более чем на тридцать минут. Я очень, очень надеялась, что не сожгу волосы. Я могла жить с волосами цвета дорожного конуса, лишь бы не пришлось отрезать их полностью. Повертев головой из стороны в сторону, я попыталась представить себе это. — Оранжевый, пожалуй, мне пойдет.
Я рассмеялась и скрестила руки на груди. Прическа была такой пустяковой вещью, чтобы беспокоиться из-за нее, учитывая все происходящее. Может быть, мне стоит воспринимать подобные переживания как отсрочку.
Я взглянула на время на одноразовом телефоне, который мне удалось зарядить на короткое время. Увидев, что прошло уже тридцать минут, я глубоко вздохнула и начала снимать фольгу с волос. В тот момент, когда показался небольшой кусочек волос, я перестала дышать.
Мои волосы не поджарились.
Мои волосы не были оранжевыми.
— Нет, — ахнула я и начала вырывать фольгу. Каждая прядь волос, которая открывалась, была одинаковой. Не знаю, сколько времени я простояла там, потрясенная, ухватившись за край раковины, размышляя, что делать. Мне нужно было смыть средство, но я подумывала о том, чтобы оставить его в надежде, что оно поможет избавиться от того, что я вижу.
Я пожалела, что у меня нет телефона, чтобы посмотреть, что делать.
Я издала звук неприкрытого разочарования и двинулась включать душ. Намыливая волосы, я пыталась убедить себя, что мне все мерещится. Выйдя из душа, я отказалась смотреться в зеркало, вместо этого завернув волосы в полотенце и пойдя одеваться.
Я вернулась в ванную, молясь любому божеству, которое могло бы меня слушать, чтобы мои волосы стали оранжевыми. Приготовившись к тому, что, как я знала, должно было произойти, я стянула полотенце с волос.
Мокрые розовые пряди упали мне на плечи.
Я не буду плакать из-за волос. Я не буду плакать из-за волос.
Стиснув зубы, я подключила фен, который купила во время нашей недавней поездки в город, и начала сушить волосы. К тому моменту, когда я закончила, я чувствовала… я чувствовала очень многое. Печаль была самой сильной эмоцией, давившей на меня, потому что я не видела себя в зеркале. Я видела Шейлу.
Ее волосы были светло-розовыми, как сахарная вата, а мои — немного темнее. Цвет скорее напоминал розовую розу, но был достаточно близок, чтобы обмануть мои глаза. Когда упомянутые глаза начали гореть, я заставила себя отвернуться. Чтобы не поддаваться искушению, я вышла из ванной и села на край кровати.
«Какой ужасный день, — подумала я, укладываясь на спину. — Какая горстка ужасных дней».
«Ужасных» — это мягко сказано.
Мне хотелось пробежаться. Устроить себе такую пробежку, после которой у меня несколько дней будет болеть голова. Я хотела почувствовать эту боль. Почти жаждала ее. Потому что это была терпимая, контролируемая боль, в отличие от всего того, что я испытывала сейчас. Разочарование было единственным, что сдерживало меня. Разочарование моих ребят. Разочарование доктора Болтон. Мое разочарование.
Мне просто нужно было отдохнуть от подавляющего груза, который я несла. Всего лишь одна маленькая передышка.
8