Он запросто мог упасть с того самого обрыва, который так тяжело ему дался. Но не упал. И нашел воду. В темноте. По запаху. Крохотный родничок, почти беззвучно сочащийся из камня и тут же теряющийся в рыхлой земле, под густой мягкой травой. Но из него можно было пить, пить, пока вода не забулькала у самого горла. У нее был необычный запах и сильный известковый привкус, но светлорожденный не замечал ни привкуса, ни запаха. У нее был вкус и запах воды. Воды!
Напившись, северянин поискал вокруг и нашел несколько опавших, переспелых банановых гроздьев. Некоторые из плодов еще можно было есть, и он съел их, запивая водой. А съев, тут же уснул. И спал до самого рассвета, когда его разбудили воины Берегового Патруля.
Они выследили его по капелькам крови, оставленным израненными ногами.Признай они в нем пирата, участника вчерашнего набега, и молодой воин, четвертованный и ослепленный, был бы брошен умирать на берегу этого славного родничка.
Но северянин меньше всего напоминал омбамту. У него были светлые волосы и синие глаза благородного хольдца. Потому его не предали смерти, а, связав, перебросили через круп парда. Это было актом милосердия. Обычно пленника привязывали за руки к седлу и заставляли бежать за всадником.
Пленник был подданным Империи, но почти никто из конгаев не испытывал ненависти к северянам. Победители склонны к великодушию. Тем более что многие, вкусив все прелести власти соххоггоев, не без грусти вспоминали о временах Империи.
Светлорожденного приняли за потерпевшего кораблекрушение. Он рассказал историю о бое "Охотника" с пиратскими шекками. Рассказал он ее без продолжения, умолчав о своей роли и своем положении, но, из соображений правдоподобия, поведал о недавнем подъеме наверх. И в это конгаям было поверить куда труднее. Но, поглядев на стертые до мяса пальцы молодого воина, начальник патруля послал одного из солдат поискать следы подъема. И солдат нашел их. А уж убедившись в правдивости такой неправдоподобной истории, как восхождение на Драконову Кручу, десятник был готов принять на веру что угодно. Он даже проникся уважением к молодому человеку: такое восхождение было подвигом, достойным песни! Это, впрочем, не помешало конгаю отдать приказ снова связать пленника.
Всадники поехали на север, и примерно через полмили тропа сошла вниз, в маленькую долину-ущелье с речушкой, впадающей в море, и выстроившимися вдоль нее легкими конгайскими домиками. Стоило светлорожденному проплыть эти полмили - и не пришлось бы карабкаться вверх по обрыву (кстати сказать, в месте его наибольшей высоты).
Несмотря на жару, сотник был облачен в доспехи и легкий шлем.
Светлорожденного поставили перед ним. Со связанными руками, но не на коленях.
- Кто ты? - спросил сотник на прекрасном хольдском.
- Нор, сын Грота из Гиба! - не моргнув глазом, солгал светлорожденный.
- Гиб? Где это? - спросил конгай.
- У озера Лёйр, достойный. Охотничий поселок на севере, в предгорьях.
- Допустим. А чем ты докажешь, что не лжешь?
Пленник пожал плечами:
- Ничем. Убей, если не веришь.
Сотник впился в него взглядом:
- А если я тебя немного поджарю?
- Давай, - сказал пленник. - Говорят, теперь и у вас не брезгуют человечиной!
- Ты! Ублюдок! - Жилистая рука сотника схватила пленника за горло. Сравнил мою страну с Омбамом!
- Отпусти его, командир! - вмешался начальник дозора, десятник, приведший пленника. - Он говорил не о нас с тобой!
- А о ком же? - зарычал сотник, но вдруг осекся и, выпустив горло северянина, тяжело опустился в кресло.
- Я отрежу тебе язык! - через некоторое время произнес он, уже более миролюбиво.
Светлорожденный промолчал.
- Не пугай его, командир! - посоветовал начальник дозора. - Он взобрался на Драконову Кручу. Так он сказал, и он не лжет! - Конгай указал на покрытые коркой засохшей крови руки и ноги пленника.
- А не ободрал ли он их, ползая на четвереньках вокруг наших укреплений? - предположил сотник. Светлорожденный негромко засмеялся.
- Нет! - сказал десятник. - Я послал человека проверить. Парень изрядно "наследил", пока поднимался.
- А с чего это ты решил проверить?
- Равахш [Равахш - злой бог Гибельного леса. Здесь - ругательство.]! Начальник! Разве ты слышал о человеке, что взобрался на Драконову Кручу?
- Дураков много! - хмыкнул сотник. - Хотя лазать по скалам умеют не все. Зачем ты, Нор, полез на нее? Ты же запросто мог убиться. Или ты не знаешь, что наш флот ежедневно осматривает берега? - добавил он, подпустив в голос суровости.
- Эй, ты! Подай парню табурет! - велел он солдату в дверях. - Еще свалится тут, не ровен час!
- Я не упаду, - сказал молодой воин.
- Молчать! - И - заколебавшемуся солдату: - Выполнять, собачий сын!
Солдат поспешно пододвинул табурет.
- Ты слышал, что я спросил? - свирепо, чтобы никто не подумал, что он пожалел пленника, сказал сотник.
- Я умею плавать. Достаточно, чтобы проплыть несколько миль! светлорожденный снова засмеялся.
Сотник грозно насупил брови.
- О вашем флоте я не знаю. Я хотел пить. И я - горец. Скалы мне ближе, чем море.
Сотник снял с головы шлем и положил его на колено.
- Развяжи ему руки! - приказал он десятнику. - И пошли кого-нибудь за лекарем! Как ты сказал, назывался твой корабль?
- Я не говорил. "Охотник". Из Южной эскадры. Трехпалубный. Восемнадцать баллист.
- Что произошло?
- На нас напали! - светлорожденный очень осторожно стал растирать израненные руки.
- Не трогай! - сказал десятник. - Сейчас придет лекарь! Кто напал?
- Четыре омбамские шекки. Мы приняли бой. Но ветер был слабый, трудно было маневрировать... Они взяли нас, и командир воинов поджег судно.
- Герой! А что же шекки?
- Одна уцелела. Три сгорели. Две - когда взорвался наш корабль. Третья была подожжена еще до начала абордажа. Четвертая тоже, но они погасили пожар. Я видел это, когда оказался в воде.
- А как уцелел ты?
- Прыгнул с палубы в воду, когда понял, что командир поджег корабль.
- Как ты узнал?
- Я сражался около люка. Командир спрыгнул на огневую палубу. Когда запахло дымом, я оставил люк и нырнул за борт.