Екатерина с грустью ответила на это письмо, и в нем были такие слова: «…Вы всегда будете находиться под моей императорской защитой, где бы Вы ни были». Она сдержала обещание и в апреле 1787 года направила такие приказы в свои посольства в Вене, Париже, Лондоне, Гааге, Копенгагене, Стокгольме, Берлине и Неаполе:
«Ее Императорское Величество желает предоставить господину де Миранде неоспоримые доказательства своего уважения и особого расположения. Ее Величество предлагает Его Превосходительству, по получении этого письма, обеспечивать этому офицеру такой же прием, какой она сама некогда предоставляла ему. Вам надлежит окружать его заботой и вниманием, предоставлять ему помощь и защиту в любое время и в любом месте, как только он потребует этого. В особом случае, когда ему понадобится укрытие, Вам надлежит предоставить ему свой дом».
Казалось, что экзотический южноамериканский любовник вскоре будет отправлен восвояси. Час его отъезда приближался. Миранда попрощался со своими последними пассиями — мадам Тарновской и княгиней Любомирской. В день именин Екатерины был устроен грандиозный фейерверк. Миранда появился с императрицей на балконе императорского дворца, где публично осмелился поцеловать ей руку, как только небо над каналами и дворцами озарили вспышки разноцветных огней.
В роскошной карете Миранда путешествовал по русским просторам — из Санкт-Петербурга в Москву. В Москве он расположился во дворце маршала Румянцева. Его снова закружил светский водоворот. Дни проходили в посещениях библиотек и музеев, а вечерами он отправлялся в оперу. Миранда пристрастился к русской бане, где обнаженные мужчины и женщины парились вместе. Однако, как утверждал Миранда, ни одна из женщин не напомнила ему Венеру Медичи.
Вскоре пришел приказ императрицы, предписывавший Миранде вернуться в Санкт-Петербург. Князь Орлов пригласил его поселиться во дворце Эрмитаж.
Екатерина вновь заполучила Миранду. Испанское посольство, в свою очередь, потребовало от него доказательств его преданности королю Испании и подтверждения званий графа и офицера. Ни то, ни другое Миранда подтвердить не мог. Испанцы всеми силами пытались доказать, что Миранда — шарлатан. Екатерина вновь встала на его защиту, заявив, что поддерживает его как человека и что ей не важно, какое положение он занимает. Милости императрицы были вполне материальны.
Миранде выдали форму полковника русской армии. Екатерина II пожаловала ему десять тысяч рублей и пятьсот дукатов золотом. И тем не менее Миранда отказался остаться. Он уже отправил свои книги и бумаги в Лондон и сам готовился к отъезду. Возможно, его решение уехать из России объяснялось интригами его русских недоброжелателей. Он понимал, что страсть Екатерины не вечна и рано или поздно он станет здесь лишним. Возможно, он вновь вспомнил о своем предназначении, и желание послужить своей стране позвало его в дорогу…
Пароход, на котором плыл Миранда, пересек Балтийское море и прибыл в Стокгольм. Там он расположился в Русском посольстве. Опасаясь провокаций со стороны испанцев, Миранда поначалу путешествовал инкогнито. Он встречался только с доверенными людьми: датским министром Розенкранцем и бароном Хейкельбергом. В Швеции Миранда одинаково интересовался знаменитыми северными красавицами и угольными шахтами. Он спускался в шахту на шестьсот футов под землей. Там работали женщины и дети. Миранду поразила их невероятная для таких тяжелых условий жизнерадостность. В Швеции Миранда впервые наблюдал северное сияние, осматривал восхитительные каналы, критиковал стокгольмские больницы и тюрьмы.
Когда о визите Миранды в Швецию узнал король Густав III, он приказал, чтобы для фаворита русской императрицы открыли все двери. Официальной любовницей Миранды в Швеции стала страстная Кристина Страндес. Прямо из ее объятий Миранда отправлялся к своему другу графу Разумовскому. Тот развлекал Миранду дворцовыми сплетнями. Однажды, например, он рассказал Миранде, как король, страдающий импотенцией, вдруг с удивлением обнаружил, что его жена беременна. До рождения ребенка король вел себя как будущий отец. Когда же дитя появилось на свет, всем стало ясно, что отец его — чернокожий паж королевы. Густав, однако, все уладил. Чернокожий паж по-прежнему остался при королеве, а униатов обязали растить и воспитывать ребенка, которого король признал своим.