– Меня не волнует этот долг жизни, Слиз, – сказал Рон, проведя палочкой по шее Гарри, откидывая его шарф. Ветер вцепился в незащищенную шею Гарри.
– Оставь меня в покое, – повторил Гарри, ненавидя себя за проклятую слабость.
– Ты не такой храбрый сейчас, не так ли? Твоего драгоценного отца здесь нет, чтобы спасти тебя!
Более сильный порыв швырнул большое количество снега в шею Гарри.
– Ревело, – садистским голосом пробормотал Рон, и Гарри был рад, что шапка была надвинута на глаза, скрывая шрам на лбу. Но Рона не интересовал его лоб. Он изучал красные линии, появившиеся на шее Гарри.
– Отличные шрамы, Слиз.
Теперь палочка следовала за рисунком шрамов. У Гарри застыла кровь. Он даже не мог больше открыть рот.
– Знаешь, существует прекрасное проклятие, которое отлично взаимодействует с твоими шрамами. Хочешь его попробовать? – спросил Рон, глядя в расширенные зрачки Гарри.
Гарри яростно замотал головой.
– Перси рассказал мне о нем. Но я думаю, что хочу увидеть его на практике.
Плечи Гарри опустились. Рон снова наклонился и прошептал, как будто хотел сказать что-то секретное:
– Калтер.
Ножевое проклятие. Гарри помнил его, однако он испытывал его только один раз, от руки Северуса.
Это было ужасно, но в то время у него не было шрамов по всему телу, которые на этот раз заболели, и Гарри упал на колени, чувствуя внезапную и почти непереносимую боль.
Но он не дал Рону насладиться криками. Он крепко сжал зубы и открыл глаза. Снег под ним был закапан кровью. Его шрамы снова открылись.
И Рон все еще не хотел прекращать действие проклятия. Гарри, в полусознательном состоянии и весь горящий от боли, собрал всю свою силу духа, дотянулся до левого ботинка и одним движением вытащил свою настоящую палочку.
– Ступефай, – каркнул он абсолютно хриплым голосом.
Он услышал, как тело Рона стукнулось о землю, но боль не уменьшилась. Наоборот, он чувствовал, что одежда становится промокшей от крови. Он потянулся за шарфом и болезненным движением обернул его вокруг шеи. Но он все еще не мог встать.
Гарри подполз к Рону, вытащил отцовскую палочку у того из кулака и засунул другую в левый ботинок. Он сел на корточки.
– Энервейт, – прошептал Гарри, указывая на Рона.
Рон шевельнулся и открыл глаза. Когда он понял, что беззащитен, а его враг стоит на коленях напротив него с палочкой в руках, то страшно побледнел.
– Я мог бы сейчас отомстить, – прошептал Гарри, чувствуя, как его сознание медленно уплывает прочь. – Но я не буду этого делать. Ты хуже Волдеморта. Но я не скажу Северусу, что ты сделал. Он бы убил тебя. Правда. Но никогда, НИКОГДА больше не приближайся ко мне.
Помогая себе руками, он поднялся. Мир вращался вокруг него, но он это проигнорировал. Он не смотрел назад. Он не знал, как добрался до входа в бар.
Он почувствовал чьи-то руки вокруг себя.
– Это Рон, ведь так? – спросила Гермиона.
– Не говори Северусу, пожалуйста. Он убьет его. Пожалуйста.
Он не услышал ответ девочки.
В темном переулке Рон сидел под кружащимся снегом, его глаза не отрывались от места, где лежал его соперник.
Оно было красным. Красным от крови.
Кровь.
Везде кровь.
Рон поднял руку и потрогал место, где его враг стоял на коленях, когда забирал свою палочку. Кровь была все еще теплой и парила в морозном воздухе.
Что он наделал?
Неожиданно события последнего полугодия наполнили его мозг.
Он не был плохим. Он не был несправедливым. Он не был пристрастным.
Он был злобным, даже более злобным, чем Темный лорд.
«Ты хуже Волдеморта». Слова эхом отдавались у него в мозгу, и ему приходилось соглашаться.
Квайетус всегда был честен с ним. Он пытался подружиться с ним. Он был тихим, застенчивым мальчиком, и только из-за предубеждений Рона казался назойливым высокомерным ублюдком. Предубеждения – по отношению к его отцу!
Квайетус спас Невилла. Квайетус спас Симуса. Квайетус подрался с Малфоем. Квайетус спас его, в конце концов. После всего, что он сказал и сделал ему. После всего, что Перси ему сказал и сделал. Как он мог так обращаться с мальчиком? Как он мог быть таким жестоким?
Как он мог исправить то, что сделал, залечить раны, которые нанес?
Что-то в его голове сказало, что он не мог.
И он не мог не понять.
То, что он сделал, не может быть легко исправлено. Если это вообще можно исправить.
**************************************************************************
– ХАГРИД!
Вопль потряс посетителей бара. Разговоры прекратились, кружки со сливочным пивом замерли на пути к пересохшим губам. Миловидная, с волосами коричневого цвета девочка стояла в дверях, и на ее лице был написан ужас.