– Вы сошли с ума, мистер Снейп! – Гермиона закричала так громко, что в библиотеке на секунду наступила тишина, однако никто не мог увидеть их в скрытом углу, но Гарри был уверен, что на них смотрят сквозь полки. Она покраснела и уже тише продолжила. – Квайет, ты не прав. Ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хорош и талантлив. Ты думаешь, профессор Вектор поставила бы тебе «П» за контрольные, если бы ты этого не заслужил? Что профессор МакГонагалл разрешила бы тебе практиковаться и изучать вне программы заклинания трансфигурации просто из-за твоего отца? А как насчет профессора Биннса? Я уверена, что он даже не знает, кто твой отец, но ты единственный, кого он знает по имени, за все время моего обучения здесь! Он не знает даже МОЕГО имени!
Гарри улыбнулся. Его недавно обнаруженная страсть к истории также не оказалась незамеченной смертельно скучным профессором истории. В самом деле, со времени знаменитых событий в комнате секретов Гарри был единственным, кто прерывал ход урока исправлениями и замечаниями о гоблинских восстаниях, а позже – о темных волшебниках девятнадцатого столетия.
Когда он впервые так сделал, это положило начало очень интересному разговору между ними.
Профессор Биннс перечислял имена гоблинских правителей, когда Гарри прочистил горло и поправил его.
– Это не был Ульрик Безобразный, профессор. Это был Ульрик Немытый, его племянник, – тихо, но твердо сказал он.
После этого настал напряженный момент. Кто-то фыркнул во сне. Гермиона подняла голову от своей домашней работы по зельеделию (она всегда использовала уроки истории таким образом) в сильном удивлении, а Дин негромко проворчал:
– Разве это не одно и то же, Снейп?
Профессор Биннс, однако, был так напуган, что просто открывал и закрывал рот несколько минут, прежде чем ответил.
– Ваше имя….? – он с неуверенностью глядел на Гарри.
– Квайетус Снейп, сэр, – вежливо ответил тот.
Профессор Биннс моргнул.
– Интересно, я был уверен, что вы закончили школу три года назад…
Гарри сильно покраснел от сдерживаемого смеха.
– Двадцать лет назад, сэр, и это был не я… – начал он, но профессор махнул рукой, заставляя мальчика замолчать.
– Я вижу, каков отец, таков и сын, мистер Снейп, – сказал он, заметно погрузившись в мысли. – Но вы, тем не менее, правы. Это был Ульрик Немытый, сын Годрика Проклятого.
– Он был моим дядей, а не отцом.
Глаза профессора расширились.
– Кто? Годрик Проклятый?
Расхохотался весь класс, даже Гарри, только профессор удивленно мигнул.
Но с того урока он запомнил имя Гарри, и они даже обсудили несколько интересных (и много скучных) деталей исторических событий на последующих уроках.
Гарри вынырнул из своих мыслей и посмотрел на Гермиону.
– Я понимаю твою мысль. Но я думаю, что знаю причину: я провожу все свободное время в учебе, с тобой или моим отцом… Я больше ничего не делаю. Однако…
– Здравствуй, Гермиона, привет, Квайетус, – у их стола остановился Невилл.
– Привет, – неуверенно ответил Гарри. – У нас сегодня нет дополнительных занятий по зельеделию, – добавил он.
– Я знаю, – Невилл улыбнулся. – Но сегодня мой день рождения, и я планировал маленькую вечеринку в гостиной Гриффиндора, и сейчас я хочу пригласить туда тебя и Гермиону…
Гарри неуютно поерзал и бросил взгляд сначала на Гермиону, затем на Невилла.
– Я не думаю, что это хорошая идея, – наконец сказал он.
– Что? – простодушно спросил Невилл.
– Я – в общей комнате Гриффиндора, – нахмурившись, объяснил Гарри. – Я не хочу нарушать твой день рождения глупой ссорой…
Невилл пожал плечами.
– Мне все равно, что они скажут. Я хочу, чтобы ты там был, и все. Я уже спросил профессора МакГонагалл, и она согласилась…
– О нет, – Гарри покачал головой. Все оборачивалось ОЧЕНЬ плохо. – Таким образом, даже она будет знать о том беспорядке, который произойдет… Невилл, я не хочу, чтобы отец проклял половину гриффиндорцев.
– Все будет хорошо, Квайетус, вот увидишь, – обнадеживающе сказал Невилл, но ни Гарри, ни Гермиона не казались убежденными.
– Я не знаю, Невилл… – начала Гермиона, но не закончила предложение.
Лицо Невилла печально потемнело.
– Квайетус, пожалуйста…
Гарри кивнул, но у него было тяжело на сердце, когда он встал. К тому времени, когда они достигли портрета толстой леди в розовом, Гарри чувствовал на себе все последствия паники. Его сердце быстро билось, ладони были потными, горло сжалось, и он с трудом мог дышать. Он бросил отчаянный взгляд на Гермиону, которая в ответ посмотрела с таким же отчаянием в глазах.