Больше двух лет Рон водил Трамма за нос, пока того, наконец, не постигло разочарование. Рон не мог знать, какого итога ждал от него доктор и потому не мог его сыграть, как играл результаты лечебных процедур. Осторожно экспериментируя с вариантами своего поведения, Рон пытался уловить одобрение или разочарование в глазах врача, но они всегда оставались бесстрастны.
Такими же равнодушными они были в тот день, когда Трамм согласно своим принципам заменил не оправдавшего надежд Рона на многообещающего Джона Шварца. Новый подопытный доктора потравил за пять лет супружества с Риной Шварц ее саму, ее сестру, собственного ребенка и приходящую домработницу. Любящий муж, отец, деверь и приветливый работодатель в порядке очередности подмешивал яд в пищу своим жертвам, каждый раз безутешно печалясь об их безвременной кончине. В отличие от Рона, у Джона Шварца ярко наличествовали признаки шизоидно-маниакального поведения, и доктор Трамм, решив, что синица в руках лучше журавля в небе, без тени сожаления выдворил Рона Митчелла из лечебницы в тюрьму с заключением о невыявленных психических отклонениях.
Двухлетняя отсрочка от тюремной камеры значила для Рона очень много. За это время он повзрослел, окреп, и, главное, успел подготовить душу к долгой пытке неволей, заледенив ее до бесчувственности. В тюрьме Рон не стал ни своим, ни чужим. Высокий, хорошо сложенный, с натренированными мускулами, с красивыми чертами лица и ясными умными глазами, Рон никак не входил в образ ограниченного убийцы, прирезавшего среди бела дня школьного товарища. Это броское несоответствие вместе с преувеличенными слухами о смертоносной ненормальности парня образовало между ним и сокамерниками дистанцию отчуждения, которая с течением времени только возрастала. В молчаливой отстраненности от окружающей жизни Рон провел восемь тюремных лет.
Глава 5
Суетливое оживление в вагоне вернуло Рона в текущий день. Уставшие от неподвижности пассажиры охотно поднимались с мест, заранее готовясь к выходу. Рон почувствовал нарастание сердечного ритма. Он знал, что теперь не справится с этим волнением, и отпустил его разливаться по телу пульсирующей кровью. В обратной пропорции затихающему ходу поезда нарастал шум в вагоне и сила ударов сердца Рона. Знакомый перрон, чуть проплыв мимо, замер. Рон поднялся. Секундное сомнение растаяло случайным облачком в знойном небе. Рон решительно шагнул к выходу. Он не отступит от цели.
Выйдя из вагона, Рон остановился на перроне и оглянулся по сторонам. Огромные часы на здании вокзала на старом месте и в прежнем виде – циферблат белый, стрелки черные. Небольшой магазинчик все там же, только в новом фасаде. Привычно рядом кафе с летней площадкой, только теперь она вся в цветах и с зонтиками. Рон глубоко вдохнул. И все-таки он особенный – воздух родины. Только в нем есть невыразимый вкус, необъяснимая сладость, неизъяснимая мягкость. Ты не дышишь этим воздухом, ты его пьешь, насыщая себя оставленными здесь, но не исчезнувшими чувствами.
Тело Рона наполнялось умиротворяющим спокойствием. С этого перрона каждое лето они уезжали в гости к тете Поле и дяде Гордону в Даллас. Пока папа оформлял билеты, мама держала сыновей за руки так крепко, что у них немели пальцы. Она навязчиво боялась, что вихрь от проходящего поезда увлечет ее детей на рельсы. В общем-то так и случилось. С ним. Поезд судьбы много лет тащит его за собой, засосав однажды в свою вихревую воронку. Лишь крутой поворот может дать Рону шанс преодолеть силу этого убийственного круговорота, и он должен быть к нему готов.
Рон огляделся и понял, что стоит на перроне один. Надо двигаться. На него может смотреть не только этот вокзальный пес с облезлой шерстью и лишайными проплешинами. Рон пересек малолюдную привокзальную площадь и вышел на улицу, теперь, видимо, уже бывшую главной. Он шел медленно, трепетно замечая сохранившиеся приметы детства, счастливого до того самого дня.
Рон знал, что идет памятной дорогой последний раз. Он выполнит задуманное и уедет из родного городка, чтобы никогда в него не вернуться. Помнят ли здесь Рона Митчелла? Скорее всего, да, но вряд ли кто-нибудь узнает его в полысевшем пожилом мужчине с глубокими морщинами на лбу и резкими складками вокруг губ. Никто не узнает в нем подростка-убийцы. Никто.
Рон остановился перед зданием школы. Он так и не доучился. Судьба вырвала из книги его жизни ворох страниц, начиная с пятнадцатой. Сначала – 10 лет, потом – 17, в сумме – вся жизнь! Скомкана и выброшена. Почему? Когда он получит ответ на этот вопрос? Кто ему ответит и как он поймет, что звучит ответ? За школьным зданием должна быть спортивная площадка, та самая, где все случилось. Идти или нет? Может быть, там и сейчас ему откроется тайна? Рон сделал шаг и замер. Убийца всегда возвращается на место преступления. Где-то услышанная или прочитанная мысль больно кольнула сердце. Рон резко развернулся. Он – не убийца. Никогда его разум не планировал чужую смерть, никогда его душа не упивалась властью над чужой жизнью, никогда он не был судьей с дарованным себе правом выносить смертный приговор. Рон – не убийца, и он это докажет,… если успеет.