Двое мужчин несколько секунд стояли, прижавшись друг к другу, сцепив оружие. Оба они были массивного телосложения, каждый могуч, как бык. Но Эрак был пленником уже несколько недель, и его силы были ослаблены скудной пищей и наказанием, которое он получил от своих тюремщиков. В прямом состязании грубой силы, подобном этому, у Тошака было преимущество, и он начал оттеснять Оберьярла назад, шаг за шагом.
Поняв, что он одержал верх, Эрак быстро нанес удар ногой в бедро Тошака. Удар ошеломил предателя, и Эрак смог увернуться, внезапно прыгнув, чтобы избежать молниеносного удара топора, когда Тошак восстановил равновесие.
Затем они снова бросились друг на друга и встали нос к носу, нанося друг другу удары. Парируя и блокируя, скользя в одну сторону, чтобы уклониться от оружия друг друга и избивая друг друга в последнем испытании силы и скорости. В этом не было ни науки, ни тонкости. Каждый использовал преимущество, которое давало ему его оружие – Эрак-дополнительную досягаемость меча, Тошак-массивный вес боевого топора.
И именно этот вес начал сказываться, когда он обрушивал удар за ударом на Эрака, заставляя ослабевшего Оберьярла защищаться.
Свенгал с беспокойством наблюдал, как его предводитель начал отступать, сначала на несколько сантиметров, а затем постепенно все больше. Свет торжества загорелся в глазах Тошака, когда он увидел, что Оберджарл дрогнул, почувствовал, как тот уступает. Он удвоил усилия, которые вкладывал в свои удары, чувствуя слабеющее сопротивление Эрака, видя, как его колени слегка подгибаются с каждым ударом. Теперь Тошак наносил два удара против одного Эрака, и инерция битвы была с ним, и это могло быть только вопросом времени.
Глаза Эрака были затравленными, а дыхание прерывистым. Он поймал последний, всепоглощающий удар топора по лезвию меча, и огромная сила, стоящая за ним, подогнула его колени и отбросила назад и вниз на булыжники.
Зрители застонали, увидев, как падает Оберьярл. Тошак прыгнул вперед с торжествующим рыком, могучий топор поднялся в двуручной хватке для смертельного удара. И тут он увидел нечто странное.
Эрак улыбался.
Слишком поздно Тошак понял, что его обманули. Эрак был далеко не таким усталым и неуклюжим, каким казался. И он держал оружие с гораздо большей дальностью, чем любой боевой топор. С могучим ревом Эрак использовал левую руку, чтобы оторваться от булыжников и вонзить меч глубоко в незащищенное тело Тошака. Затем, выпустив меч, он уклонился от удара топора, который пришел на полсекунды позже, и увидел, как его враг, пронзенный ужасным мечом, пошатнулся, выронил топор и упал на землю.
Глаза Тошака были широко открыты от боли и страха. Его пальцы неловко скребли по булыжникам, и он что-то шептал Эраку. Оберджарл понял и кивнул. Носком сапога он подтолкнул топор к скребущейся руке врага. Пальцы Тошака сомкнулись на рукояти, и он кивнул.
Хорас знал, что скандианцы верят, что если они умрут в бою без оружия в руках, их душа будет блуждать вечно. Даже Тошак этого не заслужил.
- Спасибо… ты… - Тошак вздохнул, слова были почти неслышны. Потом его глаза закрылись, и он умер.
-Ты должен был оставить его бродить, - холодно сказал Свенгал. Эрак посмотрел на него, подняв брови.
- спросил он, и Свенгал заколебался. В конце концов, Тошак хорошо сражался, и это многое значило для скандианцев.
-Нет, - признался он.
Глава 49
Длинная колонна медленно петляла по пустыне, направляясь к оазису, где стояло лагерем племя Хореш Бедуллин.
Всадники-бедуллины гнали перед собой вереницу закованных в кандалы пленников-туалагов, бандиты были вынуждены идти пешком, а их похитители-ехать верхом. Туалаги, которые больше не были бичом пустыни, представляли собой жалкую, израненную группу, больше похожую на нищих, чем на тех страшных налетчиков, которыми они были. В качестве последнего символа их падения Селетен и трое его офицеров прошли среди разбойников, срывая с их лиц голубые вуали и бросая их на землю. Помня о том, как они обошлись с его телохранителем, вакир также снял с них сапоги, позволив им ковылять на порезанных и ушибленных ногах.
Однако, в отличие от Юсала, он обеспечивал их достаточным количеством воды.
Перед тем как партия покинула Маашаву, Селетен собрала народ на рыночной площади. Стоя над ними, на помосте, предназначенном для его казни, он обращался к толпе с речью, напоминая им о том, как они плакали о его крови всего несколько дней назад. Горожане опустили головы и виновато переминались с ноги на ногу. Он заверил их, что будет поддерживать связь с вакиром их провинции и что будет взиматься большой налог. Первой частью этого будет требование, чтобы Маашава восстановил свои стены и сторожевые башни и организовал эффективные силы обороны, сказал он им. Маашавиты мрачно кивнули. Стены были в ужасном состоянии, и ремонт их означал бы месяцы горячей, тяжелой работы. Но с философской точки зрения они приняли его слова. В конце концов, он был прав. Они должны быть лучше подготовлены к защите от будущих мародеров.
Было, по крайней мере, немного хороших новостей, чтобы поднять настроение горожан. Селетен решила оставить тридцать пленников-туалагов для выполнения тяжелой работы.
- Им придется нелегко, - сказал Эрак Вакиру, услышав об этом соглашении. Селетен устремила на него безжалостный взгляд.
- Они убили людей, сопровождавших тебя, помнишь? - холодно сказал он, и Эрак кивнул. У него не было настоящей симпатии к туалаги.
Оставшиеся пленники будут доставлены из оазиса Джас-Пар в Марарок, где они проведут свою жизнь в каторжных работах. Селетен договорилась с Умаром об эскорте из воинов-бедуллинов, чтобы доставить их туда. Умар с готовностью согласился. Он был бы рад, если бы столько потенциальных врагов забрали и держали в цепях. Как и Эрак, он не испытывал к ним симпатии.
***
Вернувшийся военный отряд и его дополнительные члены встретили шумное и восторженное приветствие, когда они прибыли в оазис. Женщины-бедуллины стояли в две приветственные шеренги, выкрикивая приветствие в жутком, завывающем пении, в то время как их мужчины медленно возвращались в массивную рощу.
Пленников Туалаги, следовавших за ними, встретили зловещим молчанием. Они прошаркали мимо двойной шеренги молчаливых женщин, склонив головы и опустив глаза. Они все еще не привыкли показывать миру свои лица и слишком хорошо понимали, что их жизнь находится на острие ножа.
Их бывший предводитель Юсаль ехал на носилках за верблюдом. Он все еще был в сотрясении от мощного удара в лоб, когда в него попала тяжелая мраморная ракета Эванлин. В тех редких случаях, когда он приходил в себя, он бредил и бормотал. Иногда его даже видели со слезами, бегущими по щекам. Эванлин смотрела на результат своей работы с некоторым опасением.
- Как ты думаешь, он придет в себя? - спросила она целителя, сопровождавшего отряд бедуллинов. Старик коснулся огромного синевато - желтого синяка на лбу Туалаги и пожал плечами.
-Раны на голове неизвестны,- сказал он ей. - Может быть, завтра ему станет лучше. Может быть, через год. Может быть, никогда. - Он улыбнулся ей. - Не беспокойтесь, юная леди. Он не заслуживает жалости.
Она кивнула. Но она не была полностью успокоена. Ей не нравилось, что она превратила человека – каким бы злым он ни был – в слюнявого идиота.
Ее настроение восстановилось на вторую ночь в оазисе, когда Хореш Бедуллин устроил праздничный пир.
Они ели жареную баранину с пряностями и перцы, почерневшие на огне до тех пор, пока с них не сняли жесткую внешнюю кожицу, а затем фаршировали ароматным рисом и хлопьями, которые бедуллин называл кускусом – легкими и пушистыми, приправленными шафраном, тмином и кардамоном и украшенными пухлыми султанами и тонкими хлопьями поджаренного миндаля.