Дэймон еще дважды проводит по своему члену, и теплые струи орошают мои бедра его высвобождением.
— А, черт!
Я хочу коснуться себя и, любуясь его разрядкой, самостоятельно довести дело до конца, но он прижимает мою руку к стене.
— Нет, — Дэймон поднимается на ноги и, наклонившись, чтобы меня поцеловать, проводит рукой по моей юбке. — Тебе придется помучиться. Так же, как ты весь день заставляла мучиться меня.
Мне одновременно хочется и смеяться, и плакать, так как каждая клеточка моего тела трепещет от его малейшего прикосновения.
— Ужасно, да? Такое чувство, будто все горит огнём, — очередным поцелуем он пригвождает меня к стене, и проводит своим сочащимся членом вверх-вниз по моему лону, еще больше усугубляя эту уникальную муку, которую я никогда не испытывала ни с каким с другим мужчиной.
— Вот что происходит, когда ты соблазняешь меня на грех, Айви.
Если он думает, что меня это отпугнет, то плохо меня знает.
— Не волнуйся, — я стискиваю зубы, разочарованная растущим у меня внутри напряжением, из-за которого мне хочется только одного — потереться обо что-нибудь, чтобы это поскорее прошло. — Я удовлетворю себя позже. И все это время буду вспоминать выражение твоего лица.
В его глазах что-то вспыхивает. Покачав головой, Дэймон снимает рубашку, обнажая украшающие его плечи татуировки — в особенности железный крест, который заканчивается чуть выше локтя. Как только он сминает в охапку свою рубашку и прикладывает ее к моему бедру, видимо, чтобы стереть следы своего высвобождения, я хватаю его за запястье и рывком привлекаю к себе, чтобы снова поцеловать.
— Я плохая девочка. Pécheresse, помнишь? Спокойной ночи, святой отец. Сладких, бл*дь, снов.
Поправив юбку, я натягиваю на бедра мокрые от его спермы трусики, и улыбаюсь, глядя, как он смотрит на меня, облизывая губы, словно лев на газель. Не сводя с него глаз, я подхожу к двери.
— Надеюсь, этот грех оставит на твоем языке горький привкус, — говорю я, а затем возвращаюсь к работе.
13.
Дэймон
Черт бы ее побрал.
Хотел бы я сказать, что чувства вины за то, чему я предавался между бедер этой женщины оказалось достаточным для моего исправления и возвращения на праведный путь, но искушение так не работает. Нет, грех гораздо более коварен, и Айви так же восхитительно порочна, как и он. Итак, в то время как передо мной сидит молодая пара, подробно излагая свои планы относительно брака и дальнейшей преданности Церкви, я не могу думать ни о чем, кроме пьянящего аромата Айви, который исходил от моей кожи, когда я ехал домой, желая еще раз ощутить на языке ее вкус. На утренней службе ее не было. Не то чтобы она имела привычку каждый день ходить в церковь, но это не помешало мне ее искать.
— Для церемонии мы собираемся написать свои собственные клятвы.
Мелисса, блондинка, чья мать организует мероприятия для молодежи, улыбается сидящему рядом с ней жениху.
— Я уже начала писать свою, — говорит она и хихикает.
Их сцепленные ладони напоминают мне руки Айви, и от фантомного ощущения того, как она сжала мои пальцы, когда я не дал ей кончить, по спине проносится дрожь.
Хотел бы я обходиться без секса, чтобы почувствовать схожее удовлетворение, что и прошлым вечером. Хотел бы я не жаждать запаха этой женщины, боли от впившихся в мою плоть ногтей — элементарных человеческих желаний, которым мужчина моего положения не должен потакать. Меня бесит то, что Айви обладает каким-то магнетическим притяжением, которое лишает меня силы и способности противостоять своим желаниям. И я хотел бы, чтобы мое тело не гудело от какого-то мучительного возбуждения при мысли о том, как она беспомощно лежит подо мной, но это происходит. Тело требует большего. Гораздо большего, чем те аппетитные крохи, что перепали мне в том кабинете.
Эта извращенная и разрушительная алчность перечит всем моим принципам, и все же мое тело не желает противиться этому неуёмному влечению к ней. Не желает забывать, как ее полные и тяжелые груди натягивали ткань блузки, демонстрируя идеальную форму ее торчащих сосков. Изгиб ее икр на восьмисантиметровых шпильках, которые в моих мечтах царапают мне спину, рисуя на ней линии мучительного наслаждения. Как скользил вверх по дрожащим бедрам подол ее юбки, открывая взгляду мою погибель. Лишая меня моего ледяного самообладания.
Черт бы побрал эту женщину.
— А секс? — этот бездумный вопрос срывается у меня с губ прежде, чем я успеваю опомниться.
В глазах обоих молодожёнов отражается недоверие — нечто среднее между отвращением и удивлением.