— Ее мать попросила нас освятить ее квартиру.
— Не знал... не знал, что они католики.
— Они не католики. Это Ларонда предложила. Я подумал, раз уж ты участвовал в спасении этого ребенка…
— Что ты имеешь в виду?
— Ларонда сказала, что ты раздавал листовки и помогал информационно.
— Конечно.
— Будет вполне логично, если ты и освятишь их квартиру.
— Конечно.
Все, что приходит мне в голову, — это маленькая девочка, которая опознает во мне убийцу ее похитителя, и выражение лица епископа Макдоннелла перед тем, как меня лишат сана и сдадут полиции.
— Деймон, с тобой всё в порядке?
— Да, конечно.
Его вопрос возвращает меня в реальность, и, поморгав, я отрываюсь от своих размышлений.
— Я... я обо всём позабочусь.
Он достает из кармана нацарапанный на клочке бумаги адрес и протягивает его мне.
— Она ждет тебя сегодня.
Мысль о том, что я снова увижу эту маленькую девочку, и мне в голову потоком хлынут образы того, как она сидела в той клетке, действует на меня отрезвляюще и подавляет утренние порывы. Я быстро обедаю, и когда еду к ее дому, у которого высадил ее всего неделю назад, во мне нарастает нервозность.
Я хватаю лежащее радом Священное Писание и святую воду, а затем поднимаюсь по лестнице.
В дверях меня встречает Ларонда с женщиной, в которой я узнаю мать Камилы, но самой девочки нигде не видно.
— Отец Дэймон, это Луиза, мама Камилы, — Ларонда кладет руку на стоящую рядом с ней невысокую полную женщину, в глазах которой мелькает тень добродушной улыбки.
— Спасибо, что пришли, святой отец.
Как и большинство тех, кто плохо знаком с церковными порядками она сжимает руки спереди, напрягает спину, так, словно не очень понимает, как вести себя со священником.
Из уважения я стараюсь не быть излишне эмоциональным, в любом случае, это не в моем характере, но я держу руки по швам и мне это помогает.
— Расскажите мне, в чем дело.
Закрыв за мной дверь, Луиза ведет меня к дивану. Мы втроем усаживаемся вокруг кофейного столика, на котором лежат карандашные рисунки с изображением мужчины со злыми красными глазами и какой-то палкой.
— Вернувшись той ночью домой, Камила стала… совершенно другой. Она почти ничего не ест. Не спит. Просыпается от кошмаров, — порывисто всхлипнув, Луиза вытирает слезы, и Ларонда заключает ее в объятия. — Этот... мужчина. Он похож на какого-то демона. Она называет его Плохим Человеком. Говорит, что он держал ее в клетке и делал с ней плохие вещи. Такое, о чем она не хочет рассказывать ни мне, ни доктору. Она утверждает, что ее спас ангел. Ангел во всем черном.
Тело Луизы сотрясется от рыданий, и она утыкается Ларонде в плечо.
— Я просто хочу, чтобы кошмары прекратились, и моя дочь снова почувствовала себя в безопасности.
Сидя напротив этой женщины, я чувствую, как меня практически пожирает чувство вины, и хочу все ей рассказать. Что я задушил того демона. Протащил его по территории церкви и засунул в какую-то дыру, чтобы стереть с лица земли. Но вместо этого я быстро киваю и говорю:
— Давайте начнем со входа в Ваш дом.
Перекрестившись, я встаю с дивана и вижу, как Ларонда подталкивает подругу, чтобы та тоже встала. С волнением и, пожалуй, с проблеском надежды в глазах, Луиза неуклюже повторяет наши с Ларондой движения.
— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
— Аминь, — говорит Ларонда, сжимая руку Луизы.
Держа в руках молитвенник со святой водой, я склоняю голову.
— Мир дому сему и всем живущим здесь во имя Господа.
— Благословен Бог наш всегда, ныне и присно, и во веки веков, — снова за них обоих произносит Ларонда.
Окропив их святой водой, я пересекаю комнату и, остановившись перед входной дверью, быстро читаю молитву. Затем смочив в воде палец, рисую на ее деревянной панели крест. Я прохожу по всем помещениям и, читая молитву, окропляю всё вокруг святой водой, пока наконец не добираюсь до маленькой комнаты с розовыми стенами, украшенными картинами с изображениями принцесс и замков. До комнаты, которая, очевидно, принадлежат Камиле.
Войдя внутрь, я вижу на полу еще несколько ее поразительно подробных рисунков: сидящая в клетке девочка и мужчина, втыкающий в нее штырь. Видимо, тот самый, которым он ее ранил. На втором рисунке — она привязана к поводку, а мужчина выгуливает ее, как собаку. На третьем изображен уже другой человек, он весь в черном и с веревкой в руках. Еще на одном — человек в черном вытягивает вперед руку с веревкой, на которой болтается тот первый мужчина, свесив голову, словно мертвый. Внезапно я испытываю огромное облегчение оттого, что тем вечером решил оставить свой пасторский воротничок в машине, иначе я бы сейчас смотрел на улики по делу об убийстве. На последней картинке мужчина в черном обнимает маленькую девочку.