Спустя добрых полчаса, Айви направляется к аналою, чтобы произнести надгробную речь в честь своей бабушки. Наконец-то у меня появилась возможность впиться в нее глазами, и, пока она промокает глаза салфеткой, больше всего на свете мне хочется подхватить ее в свои объятья. Она нервничает, стоя перед толпой, и ее руки дрожат, словно листья на хрупкой ветке.
— Je'taime, — говорит, наконец, она и садится.
В конце мессы, во избежание каких-либо подозрений, я возвращаюсь в свой кабинет. Мне следовало бы заняться кучей накопившихся за время моего отсутствия бумаг, но вместо этого я таращусь в окно своего кабинета на холмик рыхлой земли, под которой, в вонючей выгребной яме, сейчас разлагаются два трупа.
Через двадцать минут позади меня щелкает дверь, и, повернувшись, я вижу вошедшую в кабинет Айви.
— Ты решила её кремировать, а не хоронить на кладбище?
Она кивает и откашливается.
— Как там Нью-Йорк? — спрашивает Айви, в ее голосе все ещё слышатся слезы.
— Без изменений. Как у тебя дела?
Прислонившись к двери, она пожимает плечами.
— Бывают дни хорошие. Бывают плохие.
— Прости, что меня не было с тобой на этой неделе. Мне следовало остаться.
— У тебя тоже были семейные дела. Я понимаю, — Айви неторопливо проходит по комнате и, обойдя мой стол, приближается к окну с другой стороны, от чего у меня под ребрами начинает бешено колотиться сердце. — Я никак не могу выбросить его из головы.
Нахмурившись, я опускаю глаза и вижу, что сзади у нее на чулках действительно проходит черный шов.
— В каком смысле не можешь выбросить его из головы?
Айви не отрывает взгляда от окна.
— Именно так, как ты и говорил. Он мне снится. Я слышу его голос. У меня такая паранойя, что на этой неделе я трижды приезжала сюда, чтобы убедиться, что он не выполз из этой ямы.
— Айви, ты не можешь все время сюда возвращаться. Кто-нибудь может незаметно за тобой следить.
Наконец, она поворачивается ко мне лицом.
— Например, кто?
— У Кэлвина было много связей. Уверен, что некоторые из них начнут задавать вопросы. Вынюхивать.
— А если они придут за мной? Что тогда?
Не в силах справиться с собой, я скольжу взглядом по ее ногам вверх-вниз.
— Я этого не допущу.
— Тебя не было всю неделю. Это уже могло произойти.
— Теперь я здесь.
— И что же ты будешь делать, Дэймон?
Айви неторопливо подходит ко мне, и я машинально бросаю взгляд на дверь, чтобы убедиться, что она закрыта. По моей рубашке пробегают кроваво-красные кончики пальцев, напоминая мне о том, чего я был лишен последние несколько дней.
— Будешь каждую ночь спать в моей постели? Или запрешь меня в доме приходского священника?
— Если потребуется, то да.
Мне нравится наша с ней маленькая игра, но только не здесь.
Ее ногти скользят по моей шее, и я напрягаюсь при мысли о том, как они царапают мою мокрую от пота спину.
— А если нас поймают?
Схватив ее за запястье, я чувствую, как бьется под моими пальцами ее пульс.
— Нас не поймают, — слова с трудом проскальзывают сквозь мои стиснутые зубы, пока я из последних сил пытаюсь сохранить самообладание рядом с этой женщиной. В конце концов, это похороны ее бабушки.
— Мне тебя не хватало, — положив голову мне на грудь, она опускает руку и гладит меня в области паха. — О, святой отец, не могу передать словами, как сильно мне не хватало Вас на этой неделе.
— Айви, — в моем голосе звучит предупреждение, столь же бессильное, как и моя решимость трахнуть ее прямо здесь, у себя в кабинете. — Сейчас не время.
— Сейчас самое подходящее время. Мне так нужно было отвлечься. И вот ты здесь, — она откидывает вуаль своей шляпки, обнажая эти ярко-красные губы, которые так и молят о поцелуе. Черт бы побрал эту женщину. Черт бы ее побрал. — Так отвлеките же меня, святой отец.
— Ты просто напрашиваешься на то, чтобы нас поймали.
— А ты просто напрашиваешься на то, чтобы меня трахнуть. Я вижу это по твоим глазам, — Айви касается губами мочки моего уха, проводит зубами по коже. — Я уже говорила, что на мне нет трусиков?
От ее слов у меня в голове предстает образ, от которого по телу проносится дрожь.
— Это ужасно самонадеянно с твоей стороны. А что, если бы я сегодня не явился?
— Ты обещал. А я знаю, что ты человек слова. Но уверена, что Руис был бы счастлив…
Я хлопаю ее ладонью по губам, придя в бешенство при одной мысли о том, что к ней может притронуться другой мужчина, даже такой безобидный, как Руис.
— Ты хочешь, чтобы я согрешил прямо здесь, в церкви? Чтобы осквернил тот самый стол, за которым исполнял свои обеты?