Нервно сглотнув, я с трудом сдерживаю волнение, которое так и норовит вырваться из меня с детским хихиканьем.
Однажды mamie рассказывала мне, что, когда она училась в старших классах католической школы для девочек, один из учителей-мирян застукал ее курящей за мусорным баком и подверг телесному наказанию. Она сказала мне, что это был самый унизительный момент в ее жизни, но и самый эротичный. По ее словам, тот мужчина не был красавцем, но поскольку учителя-мужчины были редкостью, она обнаружила, что влюбилась в него.
Дэймон выжидающе стоит, обхватив паддл ладонью, и я принимаю вызов. Поворачиваюсь лицом к стене, позволив себе, наконец, улыбнуться.
Я медленно наклоняюсь вперед, краем глаза замечая зажатую в руке у Дэймона шлёпалку.
— Прояви милосердие. Пожалуйста.
— А ты проявила милосердие? Ты обо мне побеспокоилась, когда вышла из моего кабинета, вызвав у меня самый мучительный за последние недели стояк?
— Прости меня.
Дэймон обхватывает своей теплой ладонью мою ягодицу, и когда он ее сжимает, я издаю тихий стон. Этот мужчина, сам того не ведая, все делает сексуальным.
— Прощение приходит только с божественным наказанием, Айви. С искуплением грехов.
Толкнув меня вперед костяшками пальцев, он рвет мои колготки, и я хватаюсь рукой за стену, чтобы не упасть. Вновь обретя равновесие, я обхватываю лодыжки, как он мне велел, и, облизывая губы, представляю себе, как этот паддл обожжет мою плоть.
Гладкий, холодный предмет касается моей киски, и я впиваюсь ногтями в щиколотки, мышцы дрожат от дополнительного дисбаланса, вызванного все еще надетыми на мне туфлями на высоких каблуках.
— Я купил его в Нью-Йорке. Как только я увидел его в одном из тамошних секс-шопов, сразу же вспомнил о тебе, pécheresse.
— Что ты делал в секс-шопе?
— Искал тебе подарок, — он раздвигает мои ягодицы и стонет, водя большим пальцем вверх-вниз по моей промежности.
Закрыв глаза, я фокусируюсь на его прикосновении, на приятном ощущении от касания его кожи к моей чувствительной плоти.
От внезапного удара по заднице у меня из груди вырывается крик, и, прикусив губу, я концентрируюсь на разлившейся вслед за этим волне восхитительной боли. За первым шлепком следует еще один, от чего под моими полуприкрытыми веками мелькают неровные вспышки света. Мимолетная боль оставляет за собой приятное покалывание.
— Таинство Покаяния — это самый прекрасный акт послушания. Он возрождает и очищает. А ты нечиста, не так ли, pécheresse?
Его большой палец прижимается к моему анальному отверстию, и тут я чувствую, как у меня на языке растекается солоноватый вкус крови, и только тогда понимаю, что прикусила губу.
Мою плоть обжигает еще один резкий шлепок, и я вскрикиваю от расползающейся по заднице боли наказания. Кожу щекочет прохладный ветерок, и, повернувшись, я вижу, что Дэймон обхватил меня за ягодицы и слегка дует на истерзанную плоть.
— Наверное, в тот раз я был слишком груб? — суровый командный тон сменяется прежним ласковым голосом, и я практически слышу в его словах раскаяние.
— Я в порядке, — все еще сгорая от похоти, хриплю я.
Он обходит меня и становится прямо передо мной. Что-то касается моих губ, и, подняв глаза, я вижу зажатый у него в кулаке член. Он проводит уже влажной головкой по моей щеке, и размазанная по коже жидкость тут же высыхает. Его член снова скользит по моим губам, и, не убирая рук с лодыжек, я напрягаю шею, чтобы взять в рот его кончик. Но тут Дэймон резко хватает меня за волосы и от вспыхнувшей боли я порывисто втягиваю носом воздух.
— На колени.
Мне не нужно поднимать голову, чтобы понять, что он произносит эту фразу сквозь стиснутые зубы.
Отпустив лодыжки, я опускаюсь на колени и, наконец, выпрямившись, снова беру его в рот. От посасывающих движений у меня приятно ноет челюсть, по моим нетерпеливым губам скользят его выпирающие вены и нежная кожа.
— На кровать, Айви. Я больше не могу. Мне нужно быть внутри тебя.
Едва услышав его приказ, я, пошатываясь на высоких каблуках, бросаюсь к кровати, и как только мои колени касаются матраса, Дэймон хватает меня за бедра и рывком притягивает к себе. Прижавшись к моему входу, он проскальзывает внутрь, заполняя меня до предела. Я сжимаю в руках простыни, чувствуя, как он вцепился мне в кожу и вколачивается так глубоко, будто, честное слово, проткнет меня насквозь. Уткнувшись головой в матрас, я выдыхаю последние остатки воздуха и пьянею от эйфории и наслаждения. И пока Дэймон что есть силы долбится в меня, стискивая мне грудь, внизу моего живота вспыхивают первые искры оргазма.