Четвертый и последний вариант: вы ничего не делаете. В этом случае все трое погибнут в том порядке, который вы выберете сами. Последним умрете вы.
Марк посмотрел на пистолет. Сама идея воспользоваться им казалась абсурдной. Он вспомнил клятву, которую дал всего несколько дней назад: сохранять жизнь, а не уничтожать ее, и предшествующие годы тренировок. Такими грубыми средствами его не сломить. Он все еще шел впереди своих врагов.
— Вы с ума сошли, — пробормотал Марк.
— Правила игры могут показаться грубыми, — согласился голос, — но из этой ситуации есть выход. Вам всего лишь нужно рассказать о себе, это никому не повредит. Мы немного послушаем, и тогда все остальное не понадобится. Некоторые выбирали этот вариант. Например, ваша мама.
— Вы лжете, — сказал он твердо.
— Нам нет смысла лгать, — ответил голос. — Подумайте только, как еще могла она выжить? Возможно, ей было предложено больше вариантов, но не думаю.
— Что все это значит? — пытался понять Марк. — Что здесь происходит? — Ему хотелось нагрубить, но он подавил в себе это желание.
— Вижу, что вы упорствуете. Тогда, может быть, вы сами хотите задать мне вопрос? — прагматично предложил голос. — Подумайте о том, что она, по вашему мнению, не могла нам рассказать, и поинтересуйтесь, знаем мы об этом или нет.
Марк заколебался. Ему совсем не хотелось играть ни в какие игры с этими людьми. Да, он не станет играть с ними в «психологические прятки». Но с кем же он все-таки говорит? Он повернулся к Саатчи.
— Не обращай на них внимания. Нас скоро освободят.
— Я вижу, вы питаете надежду на освобождение, — голос стал веселым. — Не ждите помощи от ваших друзей. Результат зависит только от вас и от нас.
Марк вздрогнул. Мысль о спасении только пришла ему в голову, а они уже знали о ней. На миг он заподозрил какой-то подвох, какой-то ответ готов был всплыть из его подсознания. Словно он вот-вот проснется…
— Скажи им что-нибудь, Марк, — отвлекла его Саатчи.
— Что?
— Что-нибудь. — Она равнодушно пожала плечами. — А то они нас убьют.
Он насторожился. Как правило, он соглашался с ее предложениями, потому что в них был здравый смысл. Теперь же она проявляла подозрительную сговорчивость.
— Это не похоже на тебя, — возразил он. — Ты что, не видишь, чего они хотят? Я не собираюсь принимать их условий. Они хотят убедить меня, что остальных схватили и помощи ждать неоткуда.
— Тогда что ты собираешься делать, Марк? — спросила она.
— Ничего, — ответил он. — Вообще ничего.
Она посмотрела на него совершенно спокойно.
— Четвертый вариант.
Он бросил пистолет на пол и крепко обнял Саатчи.
— Они ничего нам не сделают, — шептал он, словно молитву.
Когда Марк посмотрел на Саатчи, она не отвела своих глаз, и он вспомнил, что с рождения ее левый зрачок был обезображен ультрафиолетовым излучением. Он мысленно поежился и снова заглянул ей в глаза. Он был потрясен.
— Твои глаза… — сказал он тихо, заподозрив неладное.
— Что?
— Твои глаза, — повторил он увереннее. — Я запомнил их неправильно, наверное, просто не придав этому значения.
Правда хлынула, как прорвавшая плотину вода. Он вспомнил случайно услышанный разговор Саатчи с той женщиной из «темных». Слуховая память воспроизвела слова женщины, говорившей о левом глазе. Но сейчас он видел дефект на правом глазу и понял, что перед ним стоит не Саатчи, а лишь его память о ней — зеркальное отражение подлинной Саатчи. И как только он осознал это, словно бы в подтверждение правильности его догадки, правый глаз стал нормальным, а левый обезображенным.
Синтез не удавался.
С того момента, как у него закружилась голова и он услышал обрывки знакомой мелодии, по ошибке активизированной сканирующим устройством, он жил в воображаемом мире. Он находился под действием наркотика, делавшего его мозг доступным для синтеза, то есть воссоздания содержащейся в нем информации.
Как спящий, осознавший, что видит сон, сразу просыпается, так и Марк, поняв, что все это лишь отражение его собственного сознания, немедленно стал перемещаться в реальность. Комната распалась, и он провалился в пустоту. Осталось только сознание своего «я», а потом и оно исчезло.