А затем мы занялись сексом...безумным, умопомрачительным сексом. Я думала это будет только ради его удовольствия, не давая ничего взамен.
Но всё было не так. Агрессия по-прежнему присутствовала. Это был своего рода выход всех наших эмоций, всех желаний, мыслей и страсти. Но секс прошлой ночью имел столько смысла, чего я никогда не ожидала. Он отличался от всего того, что было у нас раньше.
В прошлом секс со Стоунхартом мог быть жестким, быстрым и яростным. Он делал со мной всё, что хотел. Согласно контракта он насиловал мое тело. Он обращался со мной, как с пустым сосудом для своих извращенных фантазий.
Потом был секс с Джереми. В первый раз, когда это случилось (я не оценила перемену), он взял меня за руку и повел к себе в спальню. Той ночью, в самом начале моего пребывания с ним, он был мягким, нежным, и заботливым. Он показал мне ту сторону себя, которую я не видела в нем прежде. Сторона, о которой я и не подозревала, что у него есть, находясь в ловушке в солярии.
Далее секс строился исключительно на его настроении. Я могла заранее предугадать, какая его сторона будет превалировать сегодня. Я могла сказать это по тому, как он смотрел на меня, от того, как он действовал и реагировал на мои действия и комментарии.
Вот тогда всё стало ясно. Да, моя жизнь была окружена тревогой о будущем, о его намерениях, о том, что будет дальше. Но одно я знала точно. Если он был пьян, зол или в дурном настроении, я занималась сексом со Стоунхартом. Если он был спокоен, расслабен или беззаботен, я занималась сексом с Джереми.
Прошлой ночью линии были размыты. С тех пор, как я проснулась в спальне на том острове, с той ночи, когда он снял ошейник, он был так нежен и добр ко мне. С тех пор я имела дело только с Джереми.
До встречи с Талией. По дороге к отелю он был задумчив. Я чувствовала, как в нем закипает гнев. Молчание пугало меня. Я думала, мы вернемся к старым отношениям. Я думала он передумал, и я снова стану его заключенной, его пленницей и рабыней. Я думала все свободы были стерты, словно всё это было иллюзией. Он снова стал Стоунхартом.
Стал Стоунхартом и останется им навсегда.
Я боялась, что появление кого-либо из моего прошлого послужит для него спусковым механизмом. Что это напомнит ему о причинах, почему он делает это со мной - о которых я до сих пор не в курсе - и мы снова вернемся к непростому существованию, где я была заперта в его особняке и брошена на произвол судьбы.
Но этого не произошло. Джереми был возбужден. Он был в настроении для насилия. Сомневаюсь, что грубый секс насытил бы его. Я ожидала, что он возьмет полный контроль над моим телом точно также, как он делал это, когда я находилась в кресле в темноте.
Вот как всё началось. Но в какой-то момент его настроение изменилось. Злость, господство и агрессия по-прежнему присутствовали. Ты не можешь просто взять и задушить в себе такие эмоции в одиночку независимо от того, кто ты есть. Но он стал другим. И всё благодаря мне.
Или скорее благодаря его заботе обо мне. После вчерашней ночи у меня больше нет сомнений: на каком-то уровне Джереми Стоунхарт заботится обо мне.
Я тяжело вздыхаю и оглядываю комнату. Будильник давным-давно перестал звенеть. Должно быть я его выключила перед тем, как уйти с головой в свои мысли. Никаких признаков Джереми. Где он?
Я хмурюсь. Может именно ощущение того, что я одна проснусь в кровати, заставило меня подскочить, а не будильник. После тех слов, что он прошептал мне на ухо прежде, чем заснуть, я ожидала проснуться рядом с ним.
"Кажется, я влюбляюсь в тебя," - сказал он. Было ли это признание - его первое признание - любви?
Нет. Качаю я головой. Любовь и Джереми не совместимы также, как масло и вода. Он рассказал мне историю своей жизни. Всё, что он сделал, всё, что он создал для себя. Холодная, одинокая империя, что он построил, основана на точном отсутствии этого чувства. На полном его отрицании.
Интересно, сколько вреда ему причинили. Я мало что знаю о его детстве. Я знаю, что мать была важна для него. Я знаю, что он ненавидел своего отца и братьев.
Также я знаю, что глубоко укоренившиеся проблемы, которые проявляются в его поведении сейчас, должно быть берут свое начало именно оттуда. Чтобы понять Джереми...чтобы действительно понять человека...я должна точно знать, что произошло с ним в детстве.
Я заставляю себя подняться. Карибское солнце ярко светит сквозь окна комнаты. Прошлой ночью мне не удалось посмотреть, как высоко мы находимся. Но сейчас я замечаю красивый, сверкающий океан, величественные пальмы, выстроенные в ряд вдоль пляжа с белоснежным песком. Должно быть это один из самых высоких номеров в городе.