— Я сейчас… сейчас… Куда его?
— Отведи в укрытие! — и девушка снова бросилась в озеро…
Васек
Да что там Людмилка! Единственный в полку воспитанник — мальчишка Васек и тот заслужил в боях отличия. Сам командир дивизии вручил ему медаль. Тому я был свидетель.
— Товарищ лейтенант! Да проснитесь же! — слышу знакомый голос Мити Широкова. Ординарец будто бы рядом, а голос доносится издалека. Открываю отяжелевшие веки. Ломит тело, горят натруженные ступни. — В штаб полка срочно вызывают. Адъютант товарища полковника приказал, чтоб немедленно прибыли.
Обуваюсь, ищу пилотку, но не нахожу. Надеваю Митину. В лощине легкий туман. Он курится над недвижными елями, макушки их то исчезают в клубах, то выплывают. Стрелки часов показывают одиннадцать.
— Вечер или утро? — спрашивает сквозь дрему лежащий рядом командир взвода Кучмий.
— А шут его знает… Ночь, наверное, — отвечает кто-то.
Конечно, ночь: все замерло, тишину только рвет безумолчный треск, будто где-то ломают доски.
— Автомобиль с боеприпасами подбили, горит, — сообщает Митя.
До командного пункта, куда я шагаю с Широковым, метров триста. Туда ведет по косогору тропинка.
Треск и шум усилился.
— Ишь как патроны рвутся, трещат, будто сухостойник, — комментирует Митя.
У небольшой высотки, где расположился командный пункт полка, в щели укрылся радист. Металлическая антенна с тремя лучиками на конце торчит над землей.
— «Рубин», я — «Акация». Как слышите? Перехожу на прием, — заученно повторяет соддат и щелкает выключателем. Закрыв глаза, он выжидательно молчит, вслушивается, не последует ли ответ.
Вот уже третьи сутки, как прервалась связь со вторым батальоном Матохина. В бою он оторвался от главных сил, ушел вперед, к станции Лоймола, и словно в воду канул. С ним пропала и наша полковая минометная батарея Гусарова.
— Не отвечает? — наклоняюсь я над щелью.
Радист отрицательно качает головой и вновь начинает свое: — «Рубин»! «Рубин»! Почему молчишь? Да отвечай же…
Блиндаж командира полка у самой вершины высотки. Отсюда широко открывается лесная даль. Лес и впереди, и позади. Справа виднеется небольшой отрезок дороги. На ней полыхает автомобиль.
— Видал, какой фейерверк! — восклицает худощавый лейтенант, адъютант полковника.
— А по высоте он такой «сабантуй» устраивает! То снарядами, то минами посыпает. А то тяжелыми начинает долбить. К Лоймоле, говорят, бронепоезд подкатывает.
Лоймола — станция на железной дороге. Поэтому противник обороняет ее яростно и упорно. Где-то вблизи станции и наш второй батальон.
— Подожди, — прерываю словоохотливого лейтенанта. — Зачем Батя звал?
— Васек оттуда выбрался. Докладывает обстановку. Он с батареей нашей был.
— Какой Васек?
— Да воспитанник! У Гусарова числится. Минометчиков наших тоже зацапали, а он выбрался.
Васек попал в полк, когда мы разгружались из эшелонов на глухой станции. Взяли его, зачислили в минометную батарею. Сын полка стал исправным солдатом, наравне со взрослыми нес тяготы и невзгоды фронтового быта. Мы, конечно, всячески оберегали его от опасностей, но не всегда это удавалось. Не раз убеждались: детям на войне — не место.
В блиндаже скудно светит коптилка, сработанная из медной гильзы «сорокапятки». За столом сидит, поглаживая круглую лысеющую голову, Батя. Рядом майор — начальник штаба. Напротив — Васек. Перед ним банка тушенки, кружка с чаем, сахар, тонкая пластина трофейной галетины. Васек аппетитно хрустит ею, запивая теплым чаем.
— Карта с собой? — спрашивает меня Батя и обращается к начальнику штаба:
— Лисов, покажи, где батарея Гусарова.
Майор осторожно ставит на карте красную точку на полпути к Лоймоле:
— Примерно здесь.
Полковник говорит рублеными фразами:
— Бери взвод, поболее патронов — два ящика, гранаты, рацию. Военфельдшер с вами пойдет, Ионова Валентина, она человек опытный. Гусарову передашь приказ на отход. Поможешь ему. Если сможешь добраться до Матохина, действуй! Но сам не угоди в ловушку! Следи за флангами.
— Слушаюсь! — беру я «под козырек» нависшей на уши Митиной пилотки.
…Прежде чем скомандовать «шагом марш», оглядываю строй. На правом фланге — командир взвода сутуловатый украинец Иван Кучмий. Рядом с ним — сержант Терехин, золотоволосый, словно подсолнушек, Коля Гаранин и тут же Миша Егоров. Они земляки, волжане. Широко распахнуты глаза татарина Абдурахманова; парень отчаянной храбрости, озорной. Здесь же Борис Шапиро из Одессы. На левом фланге — Митя Широков, крепко сбитый весельчак и балагур. Здесь радист с рацией и фельдшер Валентина Ионова, никому не уступающая в храбрости.