Я собирался отправить пленного со старшиной. Но старшине еще нужно попасть в роту, возвращаться будет не скоро.
— Фрица пусть Кудайбергенов доставит, — говорит старшина. — А для порядка руки ему свяжи.
— Зачем вязать? Не надо вязать, — возражает солдат. — Кудайбергенов сам его в плен брал, сам доставит.
— Хорошо, — соглашаюсь я. — Собирайтесь.
Все же немцу связывают руки тесьмяным ремнем.
Объясняю солдату путь к штабу полка. Предупреждаю, чтобы был осторожным и внимательным.
— Зачем так говорить, товарищ командыр? Кудайбергенов осторожный. И пуля его не возьмет, и мина не возьмет. «Кудайберген» по-казахски — Богом дан. Ничего не может случиться. — Смуглое лицо солдата расплывается в улыбке, обнажая плотный ряд белых зубов. — Пойдем, фриц.
Оба покидают подвал. Уходят в ночь. Спустя немного подвал будоражит телефонный звонок.
— Ну, где же ваш фриц? — кричит начальник разведки полка. — Батя уже из-за него стружку снимал!
— Повели уже, — отвечаю. — Сейчас доставят.
Через час опять звонок, и опять разведчик ругает меня.
— Вы что там, шутить изволили? — слышу рокочущий басок командира полка. — О «языке» генералу доложено.
У меня на лбу выступает испарина. Притихли солдаты-телефонисты. В их взглядах я читаю недоумение: куда мог деться Кудайбергенов со своим немцем? По времени пленный уже должен быть доставлен.
Не выдерживая, звоню разведчику. Прошу его сообщить, как только приведут «языка».
— Ладно, — недовольным голосом отвечает. — Позвоню.
Медленно ползет время. Нет ни комбата, ни Третьякова. Белоусов ушел на позицию, а Иван у артиллеристов. Они бы хоть советом облегчили душу.
— Артемьев, — не выдерживаю я. — Берите двух солдат и проверьте дорогу. Дойдете до штаба — позвоните.
Сижу у телефона, то и дело бросая на него взгляд. Никто из нас не спит. Не спят и женщины. При каждом нашем слове, телефонном звонке они вздрагивают. Настороженно смотрят. Изредка плачет ребенок.
Наконец звонит Артемьев: все осмотрел, следов каких.
В томительном ожидании прошла ночь. На рассвете солдаты нашли куски порезанного тесьмяного ремня, которым связывали руки немцу. Потом нашли Кудайбергенова. Он лежал у сосны. Обхватив руками ствол, пытался подняться. Рядом на земле немецкий тесак. Тот самый, что показывал нам солдат накануне.
Лезвие его было в крови. Сквозь следы крови проступает готика: «Все для Германии».
— Просил… фриц… развязать… Убежал, — беззвучно выдохнул солдат. И опять впал в беспамятство.
— Добрая душа ты, Юлдаш, — покачал головой Артемьев.
Узнав о побеге немца, командир батальона приказал немедленно сменить место штаба. И едва мы это сделали, как на дом обрушился бешеный налет. Потом мне говорили, что будто бы вышедшую из подвала женщину немецкие мины застали во дворе.
Каждое селение в Австрии приходилось брать с боем. Вспоминаю одно из них. Гиллендорф или Герндорф? Одним словом, с окончанием «дорф» — деревня.
Днем из штаба полка позвонили:
— Разведать село. Уточнить, занято ли оно противником. Результаты доложить к исходу дня.
— Давай, начальник штаба, действуй! — сдвинул на затылок шапку Белоусов. — Посылай Крекотина.
Через четверть часа я ставил сержанту Крекотину задачу. До селения километра четыре. Оно лежало, скрытое горами, в нейтральной зоне.
Сержант слушал, следя за моим карандашом, гулявшим по карте. Из-за его плеча заглядывал Радайкин. Он и заместитель командира отделения, и связной, и неразлучный друг Крекотина.
— Все ясно? — спросил я Крекотина. — Поднимайте отделение и — шагом марш!
— Разрешите идти нам вдвоем? — спросил Крекотин. — Солдаты ночью несли дежурство.
— А справитесь вдвоем?
— Сработаем как надо…
— Ну хорошо. Идите вдвоем. Но предупреждаю: в бой не вступать, встречи с противником избегать. Основная ваша задача — разведать деревню…
Разведчики вернулись к вечеру. Крекотин прихрамывал, у Радайкина под глазом расплывался багрово-сизый подтек.
— Боевую задачу выполнили, село разведано. Немцев нет, но временами наезжают, — доложил Крекотин.
— А немцев видели? — прищурившись от дыма, спросил Белоусов. — Уж не подрались ли вы с ними?
— Было дело, товарищ капитан. Сами чуть им в лапы не угодили, — признался сержант…
К селу разведчики направились лесом, напрямик через гору. Еще издали увидели в лощине аккуратные домики. У окраины селения возвышался старинный замок. Опушкой леса разведчики подошли к замку и залегли в кустарнике. Отсюда начиналась кривая, заросшая травой улица. Она была безлюдна. Неподалеку тянулся высокий кирпичный забор. За ним двухэтажный дом.