— Не буду, не буду. — Комбат положил на плечо солдата руку. — Только имей в виду, что за раненых ты в ответе. С тебя спрошу. Давно его ранило?
— Ночью, товарищ капитан. Во время налета. Вылез из траншеи, а тут его осколками.
— Ка-ак же мы-ы? — с трудом проговорил раненый.
Капитан через силу улыбнулся:
— Лежи, не волнуйся! Вырвемся! Кто нас удержит!
Комбат шел по траншее. Видя его, солдаты бодрились.
— Как? Выдюжим? — спросил одного.
— Обязательно! Вот только бы патронов…
— А это откуда? — указал капитан на финский автомат в руках солдата.
— Трофеи наших войск, — серьезно отвечал тот штампованной фразой донесений.
— Я приказал собирать трофейное оружие и боеприпасы, — пояснил лейтенант Ставропольцев. — Как атаку отразим, так и собираем. Десятка полтора автоматов уже есть и диски с патронами к ним. Заславский в том деле отличился.
— Это санинструктор-то?
— Он самый. Пять автоматов вчера принес, патронов много, да еще пакеты с бинтами, в сумках разыскал.
— Все это хорошо, товарищ Ставропольцев. Только помните, что вырваться из окружения — дело нелегкое. Да к тому же раненые на руках.
— Здесь прорываться будем?
— Не знаю. Объявлю позже.
— В неожиданном месте их нужно атаковать, — вставил солдат, но тут же отступил, поняв неуместность своей реплики. Когда старшие разговаривают, младшие молчат.
— Правильно, — спокойно заметил комбат. — Только где оно, это неожиданное место? Вы не знаете, Ставропольцев?
— У меня, во всяком случае, такого нет. Остались одни ожиданные.
От Ставропольцева капитан направился в шестую роту. Командовал ею лейтенант Стриха. Выслушав обстановку, Матохин спросил:
— Что намереваетесь дальше делать?
— Что прикажете.
Суровый с виду, с черными, глубоко посаженными глазами, Стриха отличался спокойствием и немногословием.
Положение в его роте было такое же, как у Ставропольцева: есть раненые и убитые, нет боеприпасов и медикаментов.
— Может, позавтракаете? — осторожно спросил комбата Стриха.
— А людей кормили или они на подножный корм перешли?
— Люди накормлены. Не обошлось и без подножного, если считать трофейные сухари и консервы.
У капитана засосало под ложечкой; он вспомнил, что не ел со вчерашнего дня.
Завтракать решили, стоя у окопчика. Неожиданно для комбата на разостланной плащ-палатке появилась дымящаяся каша с мясом.
— Это откуда же?
— Сами готовили. Десантная выучка пригодилась, — ответил солдат.
Комбат вдруг вспомнил, как до выезда на фронт он заставлял командиров учить солдат всему, что нужно в бою. Требовал, чтобы каждый умел готовить себе в котелках пищу из консервов, концентратов. Нет, не напрасно он это делал.
— Может быть, перед завтраком?..
Стриха многозначительно замолк, поглядывая на флягу.
— Спрячьте, — строго сказал капитан. — И вам не разрешаю.
Он придерживался правила: в бою иметь ясный ум. Сам пил немного, и только тогда, когда батальон не вел боя. Сколько командиров, приняв горячительного, теряли в бою выдержку, осторожность, неосмотрительно бросались вперед и гибли. Гибли сами и рисковали жизнями других.
Однажды капитан вышел на рекогносцировку в вылинявшей пилотке, такой же гимнастерке, с автоматом на груди, ничем по виду не отличаясь от обычного солдата. Кое-кто из офицеров попытался было сострить на этот счет, но командир полка похвалил Матохина.
— Хитер, хитер. Под солдата подделался. Это правильно. Противнику не понять, что проводим рекогносцировку. А его снайперам в первую очередь нужны офицеры… Так что в следующий раз на рекогносцировку прибывать без сияющих пуговиц…
Завтракая, капитан въедливо интересовался каждой мелочью обстановки. В заключение объявил:
— Готовьте, Стриха, людей к прорыву. Сидеть здесь не имеет смысла. Попытаюсь еще раз войти в связь с командиром полка. Теперь обойдем вашу позицию, попытаемся найти неожиданное место, — вспомнил он вдруг слова солдата.
— Вряд ли, товарищ капитан. Обложили роту, как медведя в берлоге.
Едва начали обход, как на позицию обрушился огонь артиллерии и минометов, а потом ринулись в атаку финские автоматчики.
Комбат вернулся на свой наблюдательный пункт лишь к обеду. О нем уже справлялся по телефону начштаба. От бессонницы резало в глазах, но то, что комбат увидел в ротах, несколько его успокоило.