— А вдруг лупанет фриц? — опасливо покосился на них Радайкин. — Нелегко его будет выкурить из этих нор.
Дорога втянулась в долину. В солнечном сиянии зеленел луг.
Вдруг с нашей стороны, с юга послышался гул самолетов.
— Наши! Наши!
Но самолеты разворачиваются, стайкой вытягиваются один за другим, и мы узнали до проклятия знакомые силуэты.
— Воздух! Воздух! — слышится уже тревожное.
Ведущий, завывая, входит в пике. Было видно, как стремительный, узконосый с тонкими крыльями «мессершмитт» несется к земле. От него отделяется что-то большое, потом оно распадается на две половины, словно корыта, из них сыплются капли. А половинки-корыта, кружась по спирали, дико воют и, кажется, летят прямо на нас. Догадаться, что это кассета с мелкими бомбами, нет времени.
Самолет взмыл вверх, а за ним уже пикировал другой. Прогремели близкие взрывы, кто-то вскрикнул. Потом последовал еще взрыв и еще…
Донеслась скороговорка зениток. Басовито прогремела пулеметная очередь, за ней вспыхнула трескотня автоматов. Ведущий самолет, пытаясь выскользнуть из кольца разрывов, изменил курс. С земли продолжали по нему стрелять. Он развернулся, но вдруг клюнул носом. Потянулся едва видимый темный след. С каждым мгновением он становился все заметнее, вырастая в шлейф дыма. Неожиданно самолет свалился на крыло и начал падать.
— Сбили! Сбили «мессера»! — послышались крики.
Самолет взорвался, не долетев до земли.
— Разрешите сбегать узнать? — спросил Радайкин. — Мы разом!
— Давай! — махнул рукой Белоусов.
Радайкин, Крекотин и еще человек десять бросились к месту падения.
— Пойди, посмотри, что там, — сказал мне Белоусов.
Самолет разнесло на куски. Уткнувшись в землю, торчал хвост с черной свастикой на киле. Далеко в стороне валялась искореженная плоскость.
— Отлетался, паразит! — сержант Крекотин в сердцах сплюнул.
И вдруг я вспомнил августовский вечер 1942 года на Волге…
Наш полк стоял тогда севернее Сталинграда, в Быковых хуторах. Заступив дежурным по гарнизону, я с солдатами-патрульными направился, как предписывалось в инструкции, к причалу. Каждый вечер к дебаркадеру подходил пассажирский теплоход, и дежурный должен был в это время там находиться. В полукилометре от причала догорали у берега баржи с нефтью. Три дня назад они были подожжены немецкими самолетами, безнаказанно сбросившими бомбы. С тех пор баржи горели, выбрасывая в небо густые клубы черного дыма. И далеко по течению горела нефть, горела, казалось, сама Волга… В сумерках подошел трехпалубный, сверкающий медью волжский красавец «Александр Невский».
Сошло на берег мало пассажиров. Садилось тоже немного. Первой ступила на сходни высокая сухая старуха, несшая на коромысле круглые корзины. Подошел мужчина в шляпе-панаме и в очках. Были и другие пассажиры. Из них мне запомнилась женщина с двумя светловолосыми мальчишками. Она вбежала на дебаркадер, когда посадка уже прекратилась и матросы собирались втащить сходни.
— Подождите, подождите! — кричала женщина и ловила за руки мальчишек, удивительно похожих один на другого. — Витя, Сережа! Быстрей, не отставайте.
Я помог ей внести вещи на палубу.
— Спасибо, — благодарила она. — Чуть не опоздали.
По виду женщина была приезжая. «Эвакуированная, наверное», — подумал я.
Теплоход отошел от берега, дал прощальный гудок. И едва гудок замер, как в сонной тишине вечера вдруг послышался далекий, с надрывом, уже знакомый нам гул: немецкие самолеты. Гул приближался, а потом низко над причалом черной тенью пронесся самолет. Сделав широкий круг, он прошел над теплоходом, чуть не задев трубу. Потом сделал новый заход и, догнав судно, сбросил на него бомбы. Над рекой прогремели взрывы. А самолет, описав еще один круг над горящим теплоходом, над тонувшими в Волге людьми, полетел дальше, выискивая очередную жертву. Среди спасенных не было ни старухи, ни мужчины в очках. Но женщину, мать мальчишек-близнецов, я на берегу увидел. В мокром платье, с распущенными волосами, она металась, босая, до рыхлому песку у воды и исступленно звала:
— Витя, Сережа! Где вы? Витя, Сережа!..
…Смотрю на сбитого у австрийской границы «мессера» и думаю: «Не он ли сбросил тогда бомбы на теплоход? А может, он совершал налеты на Ростов и Ленинград? Или бомбил венгерские города, что остались позади на нашем нелегком пути?»