Второй пример — замечательный роман ленинградского прозаика Юрия Слепухина «Сладостно и почетно». Юрий Григорьевич принес его в редакцию и отдал М. М. Панину, назначенному после смерти А. С. Смоляна заведующим отделом прозы. При этом он рассказал нам историю написания романа, во многом автобиографического. Герой, как и сам автор, в начале войны подростком был вывезен в Германию, на одном из «аукционов» был взят в немецкую семью, причем интеллигентную, и это его спасло. В романе изображалась Германия военной поры со всеми подробностями бытовой жизни, и жизнь эта выглядела тяжелой, а люди — нормальными, не лишенными чувства сострадания и даже симпатичными, как те пожилые интеллигенты, которые спасли молодого русского.
И что же? Холопов и Жур, прочитав роман, отвергли его как «пронемецкий»! Они, видите ли, лучше знали, как жили немцы в Германии во время войны и вообще какими они были. Позднее роман был опубликован в журнале «Нева» Дмитрием Терентьевичем Хренковым, имел очень хорошие отзывы и был издан в сборнике романов Ю. Слепухина.
Мои попытки напечатать в «Звезде» лучших сибирских прозаиков и поэтов — отдельная история. Отмечу лишь наиболее крупные вещи, отвергнутые Холоповым и Журом.
Мастерски написанная повесть иркутянина Анатолия Шастина «Человек с поезда» — о репрессиях 1937 года.
Суровая, даже жестокая повесть новосибирца Николая Самохина о войне.
«Странная», «не с тем героем» повесть красноярского поэта, прозаика и драматурга Романа Солнцева.
Психологически тонкий роман о советском хамстве иркутянина Геннадия Машкина «Наследство» (оценка Жура: «мелко, провинциально, нет положительного героя»).
Обычную свою «бдительность» проявил Жур и при чтении «Семейной хроники» иркутского поэта и публициста Сергея Иоффе. 300 замечаний оставил он на полях рукописи! «Судя по замечаниям, — писал мне Сергей после получения рукописи, — ему (Журу. — Г. Н.) хотелось бы видеть в моей вещи повесть об отце. Я же писал о другом — о невозможности воскресить человека, об утрате нами памяти о наших предках, о бесполезности поздних попыток понять их жизни...» (Письмо от 21.03.84). Повесть была напечатана в Иркутске (Восточно-Сибирское книжное издательство) в 1995 году, уже после смерти С. А. Иоффе (1935—1992).
Грустно вспоминать и о попытке напечатать стихи и прозу известного иркутского поэта Марка Сергеева (1926—1997). Сначала удалось организовать его встречу с редакцией во время одного из посещений Марком Ленинграда. Он рассказывал о своих работах, читал стихи и произвел хорошее впечатление. И Холопов, и Жур были в восторге. Договорились, что для начала Марк пришлет стихи, а позднее — что-нибудь из исторических работ. Вскоре он прислал небольшую подборку стихов, на мой взгляд,, очень хороших. Их прочел В. Кузнецов и заверил меня: стихи «пойдут», дескать, он давно знает Марка, любит его поэзию и его самого. Проходит месяц, другой — стихи не «идут», лежат. Я интересуюсь — почему? Кузнецов снова уверяет меня в том, как сильно он любит Марка Давидовича, но глаза его при этом подозрительно виляют. Я нажимаю, и Слава «раскалывается»: понимаешь, старичок, стихи Марка затормозил Жур, говорит, пусть полежат, у нас своих «Давидовичей» хоть отбавляй, не можем же мы допускать в нашей «истинно интернациональной» «Звезде» некий перекос... Я пошел к Журу — в чем дело, почему талантливые стихи известного мастера откладываются, в то время как посредственным — зеленая улица? Жур опешил в первый момент, но быстро нашелся: стихи хороши, но они уж больно «сибирские, провинциальные», пусть автор пришлет еще что-нибудь, дадим обязательно! И, как любил делать, шутливо побожился. Искушенный в разного рода формах отказа, я понял, что со мной играют в самый обычный редакционный «футбол», о чем я так прямо и сказал Журу. Он, по традиции имевший право решающего голоса по разделу поэзии (как большой знаток творчества Тараса Шевченко), стал заверять меня, что в «инциденте» с Марком Сергеевым виноват Кузнецов, взял да и вернул автору всю подборку... Что мне было делать? Биться головой об эти бетонные стены? Или бить морду «Славке Кузнецу»? А если Кузнецов говорил правду, а лгал Жур? Как потом выяснилось из разговора с Марком, стихи вернулись без какого-либо объяснения — лишь коротенькая отписка: «В связи с перегруженностью журнала по разделу «Поэзия» стихи возвращаем. Примите привет, Г. Холопов».
Вот одно из отвергнутых стихотворений Марка Сергеева:
А что нам дается без платы?
Немного: зарницы вдали,