Потом, в «Звезде», на совещании, специально созванном по рукописи Тендрякова, когда Жур попытался настаивать на своих пометках, я сказал, что либо мы оставляем статью в том виде, в каком я привез ее «согласованной» с автором (т.е. без учета замечаний Жура), либо снимаем совсем и возвращаем автору. Но как мы при этом будем выглядеть! Жур налился кровью, самолюбие и авторитет его были поставлены на карту. С надеждой получить привычную поддержку, он глядел на Холопова — тот проворчал что-то, не поднимая глаз. Жур, как всегда сидевший по левую руку от Холопова, сгреб свои бумаги и тут же покинул кабинет, яростно хлопнув дверью.
Для нас с Александром Семеновичем это был момент торжества, столь редкий в истории холоповско-журовской «Звезды», что после совещания мы в отделе прозы отметили это событие шампанским!
Статья была напечатана в Толстовском номере (1978, № 8) с минимальной, в основном стилистической правкой, которую Владимир Федорович частично учел при издании сборника «Л. Н. Толстой и русская литературно-общественная мысль» (Л., 1979).
Георгий Константинович Холопов (1914—1990) был редактором «Звезды» с 1957 по 1988 год. Как писатель известен книгами «Огни в бухте», «Грозный год», «Гренада», «Невыдуманные рассказы о войне», «Иванов день» и др. В годы Великой Отечественной войны был специальным корреспондентом армейских газет и войну знал не понаслышке. Будучи долгие годы одним из советских литературных генералов, Георгий Константинович сумел сохранить скромность, не раз я слышал, с какой неприязнью, порой брезгливостью, высказывался он о московских литературных чиновниках, которые, пользуясь своим высоким положением, без зазрения совести пробивали себе роскошные издания и прижизненные собрания сочинений. За всю свою более чем полувековую литературную деятельность он издал всего лишь небольшой двухтомник избранных произведений. Для него куда важнее было ощущать себя человеком, влияющим на литературный процесс и даже в чем-то определяющим его направление. Политически он всегда был в высшей степени благонадежным, верил в торжество коммунизма и незыблемость партийного руководства. Диссидентов и критиков режима считал антисоветчиками, без сомнений и колебаний подписывал коллективные письма против них. Однако не чужд был и странного «плюрализма». Все-таки лицо «Звезды» определялось не борцом с «сионистской мафией» С. Ворониным, не злобным и желчным Ю. Помозовым, не откровенным антисемитом Г. Молотковым, а В. Кавериным, Д. Граниным, В. Конецким, Е. Воробьевым и другими — скажем без затей — прогрессивными писателями.
Георгий Константинович проявлял определенную, тоже странную, терпимость и в кадровом вопросе. «Надежные» работники вроде П. Жура, в прошлом подполковника НКВД, Г. Некрасова, И. Ершовой, В. Кузнецова, перемежались в редакции «диссидентствующими» или «с запятнанным прошлым»: М. Е. Ивин (Левин) — замечательный человек, прошедший две войны, Финскую и Отечественную, яркий публицист-защитник генетики, после войны объявленный «космополитом», несколько лет был безработным, ужасно бедствовал, автор многих статей и книг, в том числе о Н. И. Вавилове;
С. С. Тхоржевский — в юности отсидел немалый срок в сталинском ГУЛаге по 58-й статье, кристально честный человек, большой знаток истории и литературы; Н. Г. Губко — бескомпромиссная, критически настроенная к существующему режиму, вызывавшая неприязнь Жура и Холопова тем, что Солженицын назвал ее рецензию на «Один день Ивана Денисовича» «самой точной»; А. А. Урбан — талантливый критик с абсолютным литературным вкусом, большой знаток поэзии, честный, порядочный человек; А. С. Смолян, которого сам Холопов то в шутку, то всерьез называл «контрой». Иной раз казалось, что к Журу специально были подброшены эти «ненадежные», чтобы приглядывать за ними...