Он был недалеко от меня, хотя я не осмеливалась оглянуться. Но я могла чувствовать его. Его глаза были устремлены на мою попу, когда я взбиралась на холм, так что я позволила себе чуть сильнее повилять бедрами, направляясь к качелям. Веревки на ощупь были шершавыми, ворсистыми, сотканными из старого волокна, которое касалось моих ладоней, когда я держалась за него, таким же старинным было серое деревянное сидение, грубое, маленькое и просевшее под моим весом. Я аккуратно оттолкнулась каблуками, наслаждаясь моментом, а затем стиснула колени, когда заметила, как он шел ко мне, что, по сути, было естественной привычкой всех женщин, которые постоянно носят юбки.
Как только он поднялся на холм и пристально на меня посмотрел, его рот слегка приоткрылся, словно он подбирал слова, отчего я позволила своим коленям слегка расслабиться. Я все-таки должна сделать это. Мой разум и влечение желали, чтобы я позволила ему мельком взглянуть, просто подразнить его, но физическая привычка заставляла держать колени вместе.
Моё либидо одержало победу.
Его глаза метнулись к моим бедрам, к маленькому темному треугольнику между ними. Его молния слегка выпирала, и я чуть шире развела колени. Он все еще пытался найти слова, когда я увидела, что его руки едва ощутимо задрожали. Я взглянула на него и вдруг осознала: он не был очередным участником проповеди, у него та же челюсть и длинный нос, как у пастора, тот же высокий рост, худой, хотя и в отличной форме, в то время как пастор выглядел больше его в два или три раза. Значит, он был сыном пастора. Ребёнок священника. Мой отец был священником до того, как умер от сердечного приступа, а это случилось как раз в год, когда я уехала со своим Дэном. Я знала, какие дети были у священников: защищенные от всех, скрытные, хранившие невинность подальше от всего мира и всевозможных его проявлений. А главное, они находились подальше от таких женщин, как я.
Я сжалилась над его нерешительностью.
– Привет, – сказала я, протягивая руку.
– Привет.
Его голос не оборвался, а лишь понизился, словно он боялся говорить слишком громко.
Он деликатно сжал мою руку, и я ощутила, насколько крепким было рукопожатие. Оно было вовсе не легким или слабым, а скорее нежным и решительным. Его глаза продолжали изучать мой вырез, а я поймала себя на мысли, что изо всех сил выгнула спину, чтобы моя грудь казалась ещё больше, предоставив ему лучший обзор.
– Я – Шия, – представилась я. – Шия Харли.
Он одарил меня ослепительной, жизнерадостной улыбкой.
– Шия Харли? Вау, классное имя.
Он наклонил голову, и локон тёмных волос упал ему на глаза. Я могла лишь чувствовать, как внутри меня росло обожание к этой пряди волос и его пальцу, который убрал ее в сторону.
– Я – Трэ.
Он вроде сказал «Трей». Я, должно быть, послала ему любопытный взгляд, потому что он пожал плечами и смутился.
– Это прозвище. Инициалы Т–Р–Э: Тимоти Роберт Эван. Я ненавижу свое имя, поэтому я стал Трэ.
Я продолжала качаться, задевая его ногой, каждый раз достигая верха.
– А мне нравится. Трэ. Оно тебе больше идёт, чем Тим. Ты не из тех, кого зовут Тим.
Он двинулся вперед, и когда я качнулась ему навстречу, моя нога скользнула вверх по голени к его колену.
Это был первый неуверенный шаг флирта, просто для того, чтобы понять, как он отреагирует. Парень посмотрел на мою ногу, а затем на меня, словно желая знать, что я под этим подразумевала, и что ему следовало сделать в ответ. Я видела, как он размышлял, оценивал, колебался.
– Итак, Трэ. Чем ты занимаешься?
Он пожал плечами.
– Работаю в гараже, меняю масло, ремонтирую машины и тому подобное. Папа хочет, чтобы я пошёл в семинарию, но я не уверен, что хочу. Ещё не решил.
– Твой отец – священник?
– Ага. Только не называй его при нем «священником». Он – пастор, как он говорит. У него есть целая лекция о том, кем является пастор в духовенстве и в церковном приходе, в то время как проповедовать может любой.
– А ты не хочешь быть пастором? – я снова качнулась вперед, и на сей раз поймала его ноги своими, повиснув и изогнувшись пальцами ног, а затем свободно качнулась.
Трэ снова пожал плечами, но я точно знала, что в голове у него царил беспорядок, о чем свидетельствовали его дернувшиеся плечи.
– Не совсем. Я просто не чувствую призвания, понимаешь? Я никогда не был за пределами Миссисипи, и даже не уверен, что когда-либо покидал Язу. Я просто... Не знаю. Такое ощущение, будто там меня может ждать нечто большее, чем маленький городок и маленькая церковь, да так, чтобы на всю жизнь, – он замолчал и покраснел. Я не думаю, что он хотел говорить все это.
– Ну что ж, думаю, ты должен сделать собственный выбор, – заключила я, вставая.
Мы стояли на расстоянии двух шагов друг от друга, и я сделала первый шаг, таким образом, посягнув на его личное пространство. Моя грудь почти касалась его, а он мужественно старался не сводить с меня глаз.
– Знаешь, Трэ, в одном ты прав. За пределами всего этого целый мир. Никогда не знаешь, что найдешь.
Я вытерла рукой лицо.
– Так жарко, правда?
Я расстегнула свою блузку снизу до пуговицы у выреза, из-за чего моя грудь напряглась. Я встретилась с ним взглядом, задержала его, и медленно, очень медленно позволила своей руке поползти вверх до той самой пуговицы, касаясь ее пальцем. Язык Трэ коснулся уголка его губ, и я почти поцеловала его. Он прекрасно понимал, что я играю с ним, поэтому я продолжила. Он ждал, а я растягивала этот момент. Я обвела указательным пальцем маленькую белую пуговицу, затем надавила и расстегнула её, что лишь помогло обнажить вырез.
Это заняло чуть больше времени, после чего пылающие глаза цвета мокко вернулись ко мне.
– Ты горячая, – пробормотал он, после чего закрыл глаза, явно смутившись из-за сказанного.
Я засмеялась, подходя ближе к нему.
– Спасибо, Трэ. Я думаю, ты и сам достаточно горяч.
Парень не знал, что ответить, лишь смущенно смотрел на меня.
– Правда?
Я кивнула.
– Мммммм... Хммм... Правда. Ты сексуальный.
Он покраснел.
Он, казалось, пытался придумать, что ещё сказать.
– Никто не говорил мне такого прежде.
– Ну что ж, это правда. Если все они не видят этого, то... они слепые.
Я почти прижималась к нему, не совсем близко, как хотела, но близко.
Он смотрел на меня сверху вниз, утонув в моих глазах, словно они хранили какую-то непостижимую тайну.
– Шия, мне, наверное, лучше пойти. Мой отец захочет знать, где я. Мы обычно обедаем после проповеди.
– Оу... – действительно разочарованно произнесла я. – Я надеялась пообщаться с тобой чуть дольше.
– Серьезно? – он был удивлен моими словами.
– Да, надеялась. Может, ты бы заехал ко мне домой, как-нибудь, выпил бы со мной сладкого чая?