— Спасибо!
— Простите, разве Америка такая унылая страна, что вы говорите таким ноющим голосом?
— Нет. Я очень волновалась!... — резко возразила мне чужестранка наконец-то своим подлинным, злым тоном, и я услышал в трубке гудки.
Разговор с Америкой закончился...
В пробке.
Между рядами шикарных автомобилей, медленно движущихся в пробке, молодая женщина возила в инвалидном кресле безногого «афганца».
Из окон некоторых автомашин ему подавали.
Я поднял стекло и отвернулся.
* * *
Справа поджарый доберман-пинчер, вытянувшись на задних ногах, рылся в переполненном высоком контейнере помойки.
Ему повезло. Он вытащил солидный кусок чего-то.
С этим куском в зубах перебежал на другую сторону проулка. Прижимая лапами, улегся в газон и обстоятельно обгрыз.
Встал. Обследовал остатки. И вернулся к контейнерам помойки.
Снова вскарабкался передними лапами за край. И опять, вытянувшись на задних ногах, жадно зарылся в мусор.
* * *
Видимо где-то впереди пробка рассосалась. Торчавший передо мной «Мерседес» тронулся. Я тоже поехал.
* * *
Доберман не обращал на нас внимания. Перебирая задними ногами, он усердно рылся в помойке.
Молодая женщина катила инвалидное кресло навстречу потоку машин.
Из неотосланного письма сыну.
Мишка, я рад, что ты живешь. Что ты отдельный и отделенный. Что ты тянешься к миру, к погоде, к людям, и что ты - в нем, с ними, со мной, с мамой и всегда один. Мне нравится, что у меня есть сын - ты.
Сегодня приснилось, что я проснулся, а ты дома. И как будто я про это давно знал, и это - не неожиданность, и как будто я ни капельки не удивился, просто свободнее дышалось.
Папа.
«Амели».
Господи, я готов в тебя уверовать!
Все всегда, всю жизнь, так складывается, как мне надо и когда мне надо! Когда я готов! Будто специально...
И этот принесенный Татьяной Васильевной фильм «Амели», который я смотрел только что, вместо того, чтобы вставать, - так вовремя.
...Но болезнь мамы?..
И этот расплющивающийся об асфальт неторопливый звук дождя за окном... И сам этот дождь... И склонившиеся под его тяжестью, нагрубшие им ветки тяжелой зелени с вывернутыми изнанкой листьями. И сероватая, теснящая грудь, высота неба над ними... И квадрат нового, только что установленного пластикового окна, с еще немытыми затуманенными стеклами во весь проем с написанными на них от руки синими цифрами размеров. С густыми бордовыми розами от моего дня рождения в трехлитровой банке с водой, поставленными на край подоконника вместе с другой такой же банкой, полной почти до края, с горшками других цветов и кирпичом на ближнем конце подоконника не для красоты, а чтобы еще два часа его не подняла строительная пена, заполняющая после установки все щели под ним. И спящая рядом со мной женщина, которую я берегу. И разор ремонта в доме. И удивительная девочка, которая придет за моим отзывом о ее дипломе, удивительная еще и совершенно нежданной содержательностью и стройностью своей работы... И медленный дождь в июне.
...И, может быть, как говорит тетя Бела, опухоль Томиной мамы, это еще не так опасно...
И слезы и улыбка вместе с той девочкой из кино. И возможность иных неведомых мне жизней и путей людей друг к другу... и иной в ином собранности...
Дождик все плющит себя об асфальт...
Уже десять, а в доме все еще спят. Пахнет дождем, ремонтом и сном этой женщины...
Я не уверую в тебя, господи. Я просто снова дышу. И задыхаясь от тебя, может быть, открываюсь чему-то неведомому.
Дождь встрепенулся и приударил...
Пора всех будить...
Приложение.
И. А. Гончаров. Обломов.
Часть четвертая[46]
Его тревожило более всего здоровье Ольги: она долго оправлялась после родов, и хотя оправилась, но он не переставал этим тревожиться.
Страшнее горя он не знал.
«Как я счастлива!» — твердила и Ольга тихо, любуясь своей жизнью, и в минуту такого сознания иногда впадала в задумчивость..., особенно с некоторого времени, после трех-четырех лет замужества.
Странен человек! Чем счастье ее было полнее, тем она становилась задумчивее и даже... боязливее. Она стала строго замечать за собой и уловила, что ее смущала эта тишина жизни, ее остановка на минутах счастья. Она насильственно стряхивала с души эту задумчивость и ускоряла жизненные шаги, лихорадочно искала шума, движения, забот, просилась с мужем в город, пробовала заглянуть в свет, в люди, но ненадолго.
46
И. А. Гончаров. Обломов. Роман в четырех частях. Ленинград. Изд-во «Наука». Ленинградское отделение. 1987 г. Часть четвертая, стр. 353-359.