Вообще актеру наблюдательность необходима. Но если писатели свои наблюдения заносят в записную книжку, то актеры подсмотренные особенности человеческого характера, внешности, манеры говорить фиксируют в своей памяти. Необходимые детали извлекаются из нее при создании образа. И чем богаче твоя «книжка», тем лучше. Пригодиться может все. Как-то я отравился, пришлось вызвать «скорую». Мне стало так плохо, что я почувствовал — теряю сознание, и в этот момент посмотрел на себя в зеркало и подумал, что надо запомнить, как выглядит человек, теряющий сознание. Это уже сидит в тебе, и никуда от этого не денешься.
В «Пучине», в последнем акте, я играл предынфарктное состояние. Незадолго до этого я действительно испытал, что это такое, а потому добавил свои ощущения в роль. Однажды после этой сцены в антракте за кулисы зашел врач, который сказал, что он видит, как мне плохо, и предложил помощь. Я объяснил, что чувствую себя абсолютно нормально. Он не мог поверить. Артист должен уметь вспомнить и перенестись в нужное состояние, причем сделать это совершенно органично, чтобы зритель поверил.
Но возвращаюсь в студенческие годы. У нас на курсе училось двадцать человек. В театр взяли Романа Филиппова, Лешу Эйбоженко, Витю Борцова и меня. Роман и Леша уже умерли. Сейчас с нашего курса в театре остались только Витя Борцов и я. С училищем и Малым театром у меня связана вся жизнь. Со своей женой Ольгой я познакомился тоже в училище, еще на первом курсе.
Внешность студентов имела для Веры Николаевны большое значение. Она терпеть не могла вычурных причесок, челок и разных завитушек. Если девушка с челкой казалась ей интересной, она просила убрать волосы со лба и спрашивала: «Неужели вам нравится такая прическа?» У Ольги была длинная, роскошная коса. Когда она поступала, Вера Николаевна даже спросила ее: «Зачем вы вплели себе такую косу?» Ольга растерялась и говорит: «Это моя собственная коса». Вера Николаевна не поверила: «Не может быть. Ну-ка, распустите косу!» Ольга распустила. После этого Вера Николаевна извинилась перед ней и стала относиться очень уважительно. Правда, во время учебы она не раз уговаривала ее косу остричь.
Ольга, как и я, тоже не москвичка. Во время войны жила в деревне иод Челябинском, а потом вместе с матерью и старшей сестрой переехала во Львов. Именно оттуда и приехала поступать в училище. Познакомились мы следующим образом: как-то она опоздала на занятия. Рядом со мной оказалось свободное место. Она села и… до сих пор, с 1953 года, мы вместе. Вместе ходили на занятия, готовили отрывки. Мать ей помогать не могла, а потому жила она бедновато. Ходила в одном платьице. Пальто у нее было перешито из шинели, но поскольку она целые дни проводила в училище, то и теплое пальто ей было ни к чему. Я к одежде относился равнодушно всегда.
Сейчас иногда жена меня ругает за то, что я хожу в одном и том же костюме, но если мне в нем удобно, то меня это не смущает. За модой я не гонялся никогда. Как-то одного телевизионного комментатора спросили, где он одевается, и он сразу назвал фирму. У меня же никакой фирмы нет. У нас был артист, такой «Актер Актерыч», всегда одетый комильфо. И когда ему говорили: «Какой же вы шикарный», он объяснял: у меня семь белых рубашек и всегда крахмальный воротничок. Он говорил: «Мужчине нужна белая рубашка, галстук и носки». Я всегда придерживался такой же точки зрения.
Когда я ухаживал за Ольгой, то цветов ей не дарил — они стоили дорого, а денег у студентов не бывает. Можно, конечно, сорвать с клумбы, но по характеру я не такой человек. Я даже никогда не мог пройти по газону. Так что в лучшем случае я мог преподнести ей сахар или какой-нибудь бутерброд. Вообще по характеру мы схожи — не накопители. Теперь у нас все есть, и заработали мы это своим горбом, нам никто не помогал.
По существу, и свадьбу мы не устраивали — ни жилья, ни денег не было. Сейчас молодожены с шиком несутся по улицам на машинах, украшенных куклами, шарами, лентами. Конечно, это здорово. Мы же просто пошли с ней вдвоем в кафе «Арфа» в Столешниковом переулке и взяли себе «кисло-сладкое мясо с черносливом». Так и отпраздновали. Подвенечное платье тоже отсутствовало — Оля ходила в одном заштопанном платьице, но нас это ничуть не смущало. Об этом мы просто не думали. Да и на курсе стиляг и пижонов не наблюдалось. Жили мы с Ольгой по-прежнему в общежитии. Тогда все было скромно. В первый год супружеской жизни повезти ее б Читу к сбоим родителям я не мог, потому что не было денег на билеты. Не могли мы и поехать во Львов к ее маме. Когда отец приехал в Москву и увидел Ольгу, он мой выбор одобрил. Официально мы поженились после окончания училища. А кольца обручальные купили, уже когда стали работать в театре. Их еще нужно было тогда «достать».