— Бери, мы новый себе смастерим.
Его глаза наполнились слезами, подбородок дрожал. Да и у меня в горле застрял комок. Дрогнувшим голосом я сказал ему:
— Береги лук. Когда вернусь, мы еще поиграем...
Чтобы не видеть слез братьев, я вышел раньше миссионера. Душа моя была в смятении: меня, конечно, манил бескрайний, неведомый мне мир, но одновременно я испытывал страх перед новой жизнью и поэтому мечтал о том, чтобы улица, по которой мы шли, никогда не кончалась.
Но вот и площадь Ратуши. Свернув направо, мы подошли к костелу Святой Троицы, за которым виднелись крыши салезианского монастыря и зеленые верхушки деревьев.
Войдя в костел, мы преклонили колени у главного алтаря. По указанию Скелтиса я возблагодарил Иисуса Христа за то, что он призвал меня стать миссионером.
Помолившись, мы встали и прошли через другую дверь в монастырский двор. Затем повернули к зданию, находящемуся рядом с костелом. Поднявшись на второй этаж, мы вошли в комнату, где было уже несколько ребят. Миссионер, указывая на меня, сказал им:
— Вот еще одного товарища я вам нашел. Будьте все как братья.
Когда Скелтис оставил нас, я оглядел своих будущих товарищей. Одни были старше меня, другие — еще совсем дети. Некоторые одеты в гимназическую форму. Видимо, они были из зажиточных семей. Чуть поодаль стоял рослый паренек с угловатым лицом, одетый во все коричневое. Я подошел к нему, дружески улыбнулся и сказал:
— Как тебя звать?
— Ромас Юодейкис.
— Из Каунаса?..
— Нет!.. Из Казлу-Руды.
— Как ты попал в монастырь?..
— Меня продали.
— Как так — продали? — не понял я.
— Продали, да и только. Родители продали. А что, разве не могут продать ребенка?! Отец говорит, что меня бес принес и подкинул. Я, видишь ли, какой-то непутевый. Не боюсь даже с безбожниками говорить. А они ведь поносят бога. Умею ходить по натянутому канату, могу даже сделать двойное сальто. Говорят, что я неугомонный и неуправляемый. Думаю, что мне здесь не место.
— Если не нравится в монастыре, тогда иди в цирк, - сказал я, пораженный его талантами.
— Как же уйдешь, если отец истратил те денежки, которые получил у миссионера? Откуда их взять, если бы даже он захотел их вернуть?
— Сколько же за тебя уплатили? - спросил я с удивлением.
— Не знаю сколько, — Ромас пожал плечами. — Лошадь наша пала, так вот за эти деньги мы другую купили. Черную, у цыган...
— Так ты в монастыре все же останешься?..
— Не знаю. А куда податься? А ты?.. Убежишь?..
— Может, и убегу! Здесь как-то неуютно... Внезапно мне стало очень грустно, я так затосковал по братьям и родителям, что слезы сами хлынули из глаз...
2
Утром нас разбудил тихий звон колокольчика. Кто-то резко сдернул с меня одеяло. Я не сразу сообразил, где нахожусь. Протерев глаза, увидел, что все ребята стоят на коленях и молятся. Я вскочил и тоже стал на колени рядом с ними.
Перед нами на стене висел большой писанный красками портрет, на котором был изображен основоположник салезианского ордена святой Боско. Лицо его было спокойным, над головой — сияние. Рядом со святым, подобно нам, стояли на коленях несколько юношей. Один из них был негром, другой, чуть посветлее, — метисом, остальные — с узкоглазыми восточными лицами. К коленопреклоненным юношам с одной стороны приближался индус в тюрбане, с другой - индеец, голову которого украшали разноцветные перья. Над ними витали два ангелочка, игравшие на трубах, два других держали полотнище, на котором было начертано: «Omnia instau-rare in Christo» («Все возродим во Христе»).
Вскоре появился Скелтис и отвел нас в часовню.
— Священник Боско зрил в своих видениях также миссионеров-литовцев, — объяснил нам Скелтис во время заутрени. — Отныне и вы последуете по миссионерскому пути святого Боско.
— Слава святому Боско, — ответили мои новые друзья и углубились в молитву.
Молились мы недолго, как кто умел. Но вот Скелтис хлопнул в ладоши, велел подняться в спальню, заправить кровати, умыться и вообще навести порядок. Потом отвел нас в трапезную на завтрак. Обступив подковообразный стол, мы вновь перед едой восславили господа. Ели молча. Прошлое словно бы покидало нас.
После завтрака нас повели через площадь Ратуши в костел. В храме было девять великолепных алтарей. Мы шли вразнобой, и наши шаги гулко отдавались под сводами костела.
Подойдя к главному алтарю, мы стали на колени. В окно храма ярко светило утреннее солнце. Алтарь весь сверкал, статуи святых казались прямо-таки живыми.