Чугаев задумался. Поставленная задача с ходу не решалась, поэтому по прибытии в роту начал тщательно изучать обстановку, согласовывать свои действия с артиллеристами, саперами. Шаг за шагом отрабатывалась операция. Было решено: ночью саперы проделают проходы. С рассветом, после артобстрела по ширине фронта батальона, рота вступает в бой с трех направлений.
Рядом с Чугаевым всегда находился его адъютант адыгеец Аслан Чале. Рослый, поджарый, весельчак и песенник, с орлиным носом, карими глазами. Почему-то его называли величавым черкесом. Он был и другом, и соратником. Чале не знал слова «не могу». Отвечал: «Подумаем, не беспокойтесь, исполним». Так и на этот раз ответил: «При такой огневой поддержке задачу выполним обязательно».
6 августа в три часа утра рота, преодолев минное ограждение, незаметно заняла исходную позицию. После получасовой артподготовки бросились в атаку. Фашисты замешкались. Внезапность решила успех атаки. Рота с близкого расстояния проскочила первую линию окопов, забрасывая фашистов гранатами в траншеях.
На второй линии обороны противник успел изготовиться к бою. Рота увязла в рукопашной. Чугаев бросил одну гранату вправо, вторую влево. Надо было засекать огневые точки противника, определить азимут и дальность. Около блиндажа столкнулся с офицером, застрелил из пистолета. Увидел при нем планшет с картой, стал сдергивать. В это время здоровенный немец свалился сверху на плечи и стал наносить удары ножом. Окоп узкий, не размахнуться. Чугаев увернулся, удар прошел вдоль лопатки. Успел перехватить руку фашиста у локтя, нож скользнул по шее. Чугаев увидел, как Аслан Чале стреляет в его сторону. Фашист присел, сраженный автоматной очередью в голову, свалился перед ним. Чугаев крикнул «Аслан, ракету, ракету зеленую, отходим!» В это время отделение Ивана Зайцева заняло круговую оборону у водокачки. Уничтожив там фашистов, захватило её. Специально выделенные артиллерийские наблюдатели стали корректировать огонь наших минометов и орудий.
Как только преодолели первую траншею, Чугаев приказал дать красную ракету. Артиллерийский огонь снова обрушился на окопы противника, прикрывая отход роты. Окопы заволокло дымом и пылью.
Движение сдерживали раненые. Чугаев приказал ни одного раненого не оставлять у противника. Тяжело раненных тащили по трое: двое впереди, ухватив за подмышки, один сзади, между ног, или по двое – за пояс. До своих окопов добрались благополучно.
Немцы опомнились. Началась артиллерийская дуэль. Наши били по разведанным огневым точкам, а немцы со злостью, в отместку – наобум. Хоть атака и была скоротечной, рота понесла большие потери. Многих недосчитались. Солдаты горевали, вдруг кто-то тяжело раненный остался у немцев, наверняка его будут мучить, а убитых едва ли похоронят, свалят в какую-нибудь яму.
От удара ножом в лопатку у Чугаева разболелась кость. Чале обработал рану на левой лопатке, изготовил перевязь для руки из брючного ремня. В санбат Чугаев не пошел, знал, что после разведки боем надо ожидать серьезного наступления на участке дивизии или даже армии. Прибыли офицеры штаба дивизии. В землянке командир батальона обстоятельно расспрашивал некоторых солдат роты, затем командиров взводов. Дошла очередь и до Чугаева. Старший офицер заметил, что он ранен, и спросил: «Нуждаешься в госпитализации?»
– Нет.
– Ну, давай докладывай.
Чугаев картину боя обрисовал от начала до конца, почти поминутно. Он обладал феноменальной памятью, недаром школу окончил на одни пятерки.
После заслушивания старший офицер поблагодарил командиров и солдат за выполнение очень ответственного боевого задания и пообещал, что и погибшие, и живые будут представлены к наградам. Потребовал, чтобы Чугаев отправился в медсанбат. На что командир ответил: «Обстановку на моем участке линии и фронта знаю отлично, поэтому роту в атаку поведу сам. Бойцов своей роты в ответственный момент не могу оставить. После выполнения боевой задачи обещаю подлечиться».