Травин собрал командиров взводов и отделений. Попросил доложить об убитых и раненых, привести окопы в порядок. Предупредил, что немцы не перестанут атаковать, любыми путями будут стараться выбить их с сопки. После обеда надо ждать нового штурма. Скребцов доложил: «Бидоны с водой пробиты осколками. Воды осталось около двух ведер. В одну машину прямое попадание бомбы, а вторую перевернуло и отбросило, вход в лазарет осыпался». Травин велел продолжать рыть полукруглые тоннели до трех метров в диаметре и подальше друг от друга, чтобы грунт не ослабить. На связь вышел командир дивизии:
– Анатолий Андреевич, как там у тебя? Держишься? Держись! Ты у немцев, как штык под ложечкой. У нас тут на правом фланге – хреново. Фашисты танками прорвали! первую линию обороны, если бы не мины, то вклинились бы и во вторую. Нам бы сейчас пару батарей противотанковых пушек калибром побольше, наши «сорокапятки» хороши, но лобовую броню не берут, только боковую. Придется просить у немцев, чтоб почаще бока подставляли. Так что держись, пополнения не жди. Используй трофейное оружие. Сейчас соберу свои силы в кулак, и смогу контратаковать, чтобы выбить немцев с первой линии обороны. Только соображаю – надо ли? Людей положу, а там остались одни воронки. Буду думать.
Травин заулыбался. Значит, заслужил уважение, если командир дивизии обращается по имени и отчеству. У пушкарей нашлись кирки и ломы, но в курган они врубались тяжело. Песчаный грунт за века слежался. Скребцов загоревал:
«Воды нет. Раненых надо обработать. Кашу пора варить. В небе кружится рама – беды не миновать».
Травин приказал: «Всем в укрытия, оставить наблюдателей!» В тоннели набились – ладонь не просунешь. До бомбежки бойцы в окопах успели наставить чучела. Через десять минут от армады самолетов, летящих к Волге, отделилась большая группа и, снизившись, устремилась к кургану. Началась бомбежка, поддержанная с земли пушками и пулеметами. Как только закончился налет, наблюдатели сообщили, что со стороны железной дороги движется больше десятка танков с пехотой на броне. Травин приказал выдвинуть пушки и ПТР на правый фланг, сосредоточить там пехоту с бутылками с зажигательной смесью. Танки ползли вдоль окопов первой линии обороны. Немецкая пехота, попав под огонь пулеметов, попряталась за танки. Травин насчитал восемнадцать танков, передал на батарею: «Из пушек огня не открывать – не демаскировать себя. Ждать, когда зайдут на минное поле, пойдут на подъем и покажут днища». Командир батареи ответил: «Знаю, не первый день воюю». Первые два танка проскочили мины, но затем один за другим одновременно подорвались четыре, остальные упорно шли к высоте. Вскоре последовала команда: «Огонь!» Два танка с подбитыми гусеницами закрутились на месте, за ними еще два, потом загорелась еще пара от выстрелов ПТР. Пушки были обнаружены, и на них сосредоточился прицельный огонь. Орудия замолчали. Прорвавшись через нашу оборону, танки лезли на курган. Травин, запыхавшись, бегал по первой окружной траншее и подавал команды: «Огонь по пехоте! По танкам – бутылками!» Под интенсивным огнем вражеская пехота залегла. Полетели бутылки с зажигательной смесью. Кто-то догадался связывать ручные гранаты и бросать их под днища танков. Танки вздрагивали и замирали, другие загорались. Немецкая пехота стала отползать. Шесть танков, преодолевших первую траншею, не смогли вползти на крутизну, буксовали и съезжали назад, сначала один, за ним другой. По окопам раздался крик: «Фашистам капут!» В отползающие танки, как дождь, полетели ручные гранаты, зажигательные бутылки. Загорелось еще три танка. Два танка, которые огибали курган с тыла, подбили из ПТР, оставшиеся три стали разворачиваться восвояси. Бой затихал. И в этой гнетущей тишине раздался выстрел с «сорокапятки». Кто-то из расчета, очухавшись от контузии, пальнул по танку. Тот дернулся и замер. Расчет с поднятыми руками вылез из люков. Азарт боя схлынул. Расстреливать пленных команды не было и сопка вспыхнула криком: «Ура…а!!!» Два оставшихся танка на полной скорости уходили в степь. Травин передал: «Командирам взводов выставить наблюдателей, личному составу собраться внизу у тоннелей». С вершины сползали, съезжали на ягодицах, несли на плащ-палатках раненых. Поддерживая друг друга, перед ним стояла половина когда-то усиленной роты. Убитых похоронили в соседнем овражке. Рыть братскую могилу сил ни у кого не было. Травин обратился:
– Дорогие мои товарищи: бойцы, командиры! Мы выполнили приказ командования – высоту отстояли. Сами видите, с нее контролируется местность на несколько километров вокруг. Фашисты не остановятся ни перед чем, чтобы выбить нас. Для нас один приказ: сражаться до последнего. Бои идут в полутора километрах от нас, на второй линии обороны. Наши пушки выведены из строя, но стрелкового оружия предостаточно. Старшина Скребцов, с подбитых танков снять пулеметы и боеприпасы. Оба тоннеля углубить. Подготовить раненых к отправке, ночью будем выводить, пока нет сплошного фронта. Воду с фляжек слить и передать раненым.