Наконец печь растопилась, яркие огоньки пламени побежали по поленьям. В чело ходко потянулся дым. За окном, учуяв жизнь в доме, на обмершей яблоньке защебетали яркогрудые снегири. Я покрошил хлеба на фанерку и вынес под окно. Птахи толкали друг друга, склевывая крошки, остальное сдувал ветер в рыхлый снег. Я вытащил ломоть хлеба. Птицы дружно обклевывали его, но мороз быстро сковал его. И приличный кусок остался недоеден пернатыми друзьями. На закате солнца, я заметил, притулившись к раме сидел крупный заяц, держал в лапах мерзлую горбушку, старательно ее грыз. Окончив трапезу, он не отходил от окна. Я вынес корочку и положил у угла дома. Заяц спокойно сидел и наблюдал за мной. Зайдя в дом, я увидел через проталины окна, как заяц ухватил хлеб и поскакал в сторону осинника. Так продолжалось три дня, хлеб закончился и пришлось сходить на станцию. Днями, на лыжах, я обходил окрестности, прошел по тем местам, где когда-то со сверстниками, во время каникул, катались с горок.
На пятый или шестой день, до рассвета, слышу кто-то монотонно стучит в окно. Маленько струхнул. Подошел к окну и увидел знакомого зайца который лапами стучал по раме. Я приблизился вплотную к стеклу. Заяц в упор смотрел на меня. В глазах была какая-то тревога и тоска. Я отошел от окна. Заяц снова начал стучать по раме. Постучит, постучит и отскочит шага на три в сторону и так несколько раз. Это меня заинтриговало. Оделся потеплее. Вышел. Заяц не убегал. Только отошел от окна на несколько шагов. Вернулся и опять отошел, но дальше, как будто звал меня. Я к дверям – заяц за мной. Пришлось взять лыжи. Заяц отбежит и ждет. Как только подхожу ближе, он уходит вперед. Дошли до осинника и тут я заметил возле двух молоденьких осинок зайчонка, осеннего окота. Когда подошел вплотную, то увидел, что зайчонок попал в проволочную петлю. Ломая ногти, обдирая пальцы до крови, я стал освобождать зайчонка. Заяц был еще живой – теплый. Стал массировать шею, делать искусственное дыхание. Наконец, у зайца задергались веки. Мой знакомый сидел в метрах в двух и смотрел, как я освобождаю несмышленыша. Но когда я взял зайчонка и понес домой, зайчиха стала наскакивать на ноги и пищать. Придя домой, я завернул малыша в старый свитер и положил на печь отогреваться. Сходил в соседнюю деревню за молоком, где еще жили две старушки. Одна из них держала коз. Объяснил бабулькам цель прихода, они поохали, налили мне бидончик молока и положили в сумку моркови и два кочана капусты. Придя домой, я увидел зайчиху, сидящую у дверей. Зайчонок немного отошел. С ложки напоил его молоком, но от капусты и моркови он отказался, видимо, было больно глотать. От проволочной петли на шее осталась вспухшая проволочная полоса. Зайчиха сидела у окна и постукивала лапкой по стеклу. Снял зайчонка с печи и поднес к окну, только тогда зайчиха успокоилась. Убедилась, что ее дитя вне опасности. Зайчонок окреп. Мне надо было отправляться к сестре. Белый пушистый комочек с удовольствием грыз морковь, мочалил капусту. Дважды выносил зайчонка к зайчихе, но он каждый раз просился в дом. Ночью спали вдвоем. Он охотно забирался ко мне под тулуп и, уткнувшись мордой в шею, быстро засыпал, причмокивая и похрапывая. В день отъезда я выложил на крыльцо остатки хлеба, капусты и моркови. Посадил возле гостинцев зайчонка и тут же рядом оказалась зайчиха, а за яблонькой сидела еще пара зайчат, ожидая, когда я уйду, чтобы поживиться съестными подарками. Забравшись на вершину холма, с болью в сердце расставался с родимым домом и родной сторонушкой.
Веники
Хрущевская «оттепель» кончилась – для кого была оттепель, а для кого страдания. При ней интеллигенции дали больше воли, как говорят, «пустили кислород», но крестьянам, после маленковских послаблений, снова начали закручивать гайки. Преобразование райкомов, распашка земли подчистую «до калитки», так что и для коровы травы негде было покосить. С приходом Брежнева колхозы вздохнули. Дали большую самостоятельность. Колхозников стали поощрять за славный труд: автомобилями, поездками за границу, путевками в санатории. Колхозы и совхозы стали строить свои дома культуры, стадионы, детские сады, санатории на берегу Черного моря.