Индейский региональный совет Кауки говорит об этом так: "…если исходить из предположения, что индейские проблемы не могут быть радикально решены в рамках действующей системы, то в условиях Колумбии трудно думать о стратегии борьбы, которая велась бы исключительно силами индейцев. По большому счету, чтобы создать благоприятное для нас соотношение сил, необходим союз с массами эксплуатируемых, главным образом с крестьянами и рабочими".
В свою очередь первый национальный индейский съезд, собравшийся в Колумбии в феврале 1982 года, заявил: "Мы, индейцы, знаем, что не можем бороться в одиночку, и поэтому нам нужно действовать вместе со всеми эксплуатируемыми и их организациями, чтобы образовать единый фронт против наших классовых врагов".
Изучение достижений Советского Союза в области решения национального вопроса имеет особое значение, так как они могут стать положительным примером для других закабаленных народностей и этнических групп.
Именно эту цель и преследует настоящая книга, перекинувшая мост от Амазонки, расположенной в центре Южной Америки, к берегам Лены, что в Восточной Сибири, в Якутской Автономной Советской Социалистической Республике. Этот мост, вне всякого сомнения, очень длинный. Чтобы пройти по нему из конца в конец, не миновать еще нескольких примеров национального и колониального угнетения и дискриминации.
Не обойти и других вопросов. Каково происхождение жителей Американского континента? Откуда пришли тысячи лет назад его первые обитатели? Кто такие индейцы, встреченные белыми конкистадорами и колонизаторами, которые прибыли из Европы, чтобы убивать их и изгонять с родных земель, чтобы порабощать и закабалять их, и так до полного уничтожения? Несомненно, один из корней исконного населения следует искать в Азии. Неутомимые ходоки, представители азиатских народов совершили чудо: пересекли свои земли, всю Сибирь (почему бы не предположить, что их путь пролегал по Якутии и Лене?), преодолели Берингов пролив и всю Америку. Так на Американском континенте появились первые люди. Сходство черт лица здесь не случайно. Корень общий: тикуны, ягуа, ацтеки, чибчи и якуты, эвены и эвенки — это ветви одного и того же дерева. Итак, мы перекинули мост между Амазонкой и Леной. В некотором смысле это возвращение к общему прошлому, возвращение к истокам. Только вот сегодня в Советской Якутии, как и во всем Советском Союзе, уже покончено с угнетением одних народов другими.
Когда человек попадает на берег Амазонки — наконец-то! — к самому краю сельвы, в непосредственное соседство с "дикими индейцами" — как не перестают называть коренных обитателей Колумбии и Латинской Америки те, кто их презирает, — он ощущает некое подобие шока. Рвутся наружу и чувства, и воспоминания, накопившиеся за многие годы жизни: здесь и ожидание чего-то необыкновенного, и страх, и любопытство, и удивление.
На память приходят строки романов первых латиноамериканских писателей, в произведениях которых важнейшее место занимает грандиозный образ тропической природы. В целом вся эта литература — один большой роман о сельве.
Колумбийский писатель Хосе Эустасио Ривера в книге "Пучина" дает проникновенное описание сельвы: "О сельва, супруга безмолвия, мать одиночества и туманов! Какая злая судьба заточила меня в твою зеленую тюрьму? Шатер твоей листвы, как огромный свод, вечно над моей головой, между моим дыханьем и ясным небом, которое я вижу лишь тогда, когда вздрогнет листва твоих вершин, расходясь волнами в час тоскливых сумерек. Где взойдет любимая звезда, вечерами поднимающаяся из-за холмов? Почему не трепещет над твоим куполом окаймленный золотом пурпур твоих облаков — одеяние ангела Заката? Сколько раз вздыхала моя душа, когда я различал в твоих лабиринтах отблеск дневного светила, спускающегося, обагряя даль, к незабываемым равнинам и увенчанным снегами горным вершинам моей родины, откуда я смотрел на далекие цепи гор! Над каким селением мирно вознесет луна свой серебряный фонарь? Ты отняла у меня мечту о горизонте, и взору моему остался лишь клочок неба, откуда струится тусклый свет, не проникающий никогда сквозь зеленую листву в твои влажные недра!
Ты — храм скорби, где неведомые боги равнодушно ждут пришествия новых веков и перешептываются на языке шорохов, обещая долголетие могучим деревьям, современникам рая, деревьям, которые достигли зрелости раньше, чем появились первые племена людей. Твоя растительность образует на земле могучую семью, где неведома измена. Твои ветви не могут заключить друг друга в объятия, но плющи и лианы сплетают их, и болью отзывается в тебе даже падение листа. Твои многозвучные голоса сливаются в единое эхо со стоном обрушивающихся стволов, и в каждую пустоту поспешно устремляются ростки новой жизни. Ты сурова, как космическая сила, и воплощаешь чудо творения. И все же дух мой не примиряется с давящей тяжестью твоего бессмертия; ему милее то, что недолговечно, и больше раскидистого дуба научился любить я томную орхидею, ибо она эфемерна, как человек, и вянет так же быстро, как его мечта.