Сколько раз ему казалось, что его хотят даже не в плен взять, а убить, потому что по странному невезению во время его путешествия через Францию с ним произошел целый ряд неприятностей. В Бордо, например,, он чуть было не задохнулся; в Амбуазе какой-то стражник поджег башню Юрто в тот момент, когда император там находился; еще где-то ему на голову свалилось полено…
Король и герцогиня Этампская были вне себя от негодования из-за этих ужасных происшествий, так как собирались попросить у своего гостя руки его дочери с герцогством Миланским в приданое для юного Карла. Но они не отваживались обратиться к нему с этой просьбой в момент, когда император то задыхался от кашля, наглотавшись дыма, то едва жив остался от удара по голове.
Так дело и тянулось. Карл Пятый, надо признать, очень учтиво скрывал свою тревогу. После нескольких дней, обошедшихся без происшествий, он даже отпустил несколько изящных комплиментов по адресу очаровательной фаворитки. И у той снова появилась надежда.
Увы! Однажды в Фонтенбло молодого принца Карла осенила столь странная идея, что все интриги герцогини Этампской чуть было не пошли прахом. В тот день, увидев императора верхом на лошади, юнец неожиданно вскочил на круп позади императора и, обхватив его руками, закричал:
— Сир, вы мой пленник!
Карл Пятый побледнел, но потом понял, что это шутка, и изобразил подобие улыбки. И все же с этого момента его преследовала только одна мысль — поскорее покинуть эту слишком легкомысленную страну и вернуться в Испанию.
М-м д'Этамп это сразу поняла. Запаниковав от мысли, что Карл Пятый может уехать раньше, чем у нее будет время поговорить о браке, который послужит уничтожению вдовы Великого сенешаля, она решилась соблазнить императора и привлечь его всеми возможными средствами, включая и предательство.
На этот раз война дам должна была поставить под угрозу Францию.
* * *
Прежде чем приступить к переговорам, м-м д'Этамп подумала, что неплохо бы сначала продемонстрировать императору, как велико ее могущество при дворе и как безропотно слушается ее король.
Однажды вечером по просьбе фаворитки Франциск I сказал, улыбаясь, Карлу Пятому:
— Брат мой, эта прекрасная дама посоветовала мне не отпускать вас из Парижа, пока вы не аннулируете Мадридский договор. Что вы об этом думаете?
Император, всегда и во всех обстоятельствах не терявший самообладания, ответил холодно:
— Если это добрый совет, надо ему последовать.
На том и остановились.
Но тревога была посеяна, и с этого момента Карл Пятый, крайне обеспокоенный, старался привлечь м-м д'Этамп на свою сторону.
На следующий день, возвратившись с охоты вместе с королем, император попросил принести ему воды, чтобы вымыть руки. Слуга тут же принес и стал лить ему на руки чистую воду из кувшина, а герцогиня Этампская, старавшаяся быть постоянно рядом с императором, подавала ему полотенце.
Продолжая при этом беседовать с Франциском I, Карл Пятый снял с пальца кольцо с огромным бриллиантом и как бы нечаянно уронил его.
Фаворитка быстро наклонилась, подняла драгоценность и протянула императору.
Монарх только того и хотел.
— Прошу вас, мадам, оставьте его себе, — сказал он. — Кольцо находится в столь прекрасных руках, что я не смею его забрать.
Фаворитка, слегка покраснев, поблагодарила и надела кольцо на палец.
Что до Франциска I, то он и сам так привык осыпать подарками придворных прелестниц, что ему и в голову не пришло, что жест гостя может быть чем-то еще, кроме галантности.
В тот же вечер герцогиня, знавшая теперь, что император желал бы сделать ее своей союзницей, заговорила о задуманном браке.
Карл Пятый не хотел ни в чем отказывать этой красивой женщине, которая могла быть ему полезной. Он согласился отдать руку одной из своих дочерей принцу Карлу и предоставить ему инвеституру в герцогстве Миланском.
Прекрасные глаза м-м д'Этамп должны были блеснуть чуть ярче при этом ответе, потому что она добилась, по крайней мере ей так казалось, возможности навредить своей сопернице.
Через несколько дней император собрался покинуть французский двор, и на глазах у всех оба монарха несколько раз обнялись, отчего у простого люда на глаза навернулись слезы.
Затем император двинулся по направлению к границе с Нидерландами, а герцогиня с торжествующим видом посмотрела, на Диану де Пуатье. К сожалению, как только Карл Пятый вступил на собственную землю, он тут же дал знать, что у него нет намерения отдавать в качестве приданого «своей дочери герцогство Миланское, да и сама идея брака требует более тщательного изучения.
Эта новость в первый момент несколько оглушила м-м д'Этамп, но затем она взяла себя в руки и обдумала новый план по избавлению от дофина. План этот вполне можно назвать макиавеллическим: под любым предлогом Карлу Пятому объявляется война, и на эту войну посылается принц Генрих, причем именно на тот участок сражения, где французских войск будет явно недостаточно. После этого сообщить военную сводку императору с тем, чтобы он как бы вопреки всем ожиданиям нанес сокрушительный удар по участку, где сражается принц.
Это предательство могло вовлечь Францию в беспрецедентную катастрофу, но это мало волновало фаворитку. Для нее имело значение лишь одно: уничтожение покровителя той женщины, которую она ненавидела.
Осуществление первой части плана, однако, застряло, потому что у Франции не находилось ни малейшего повода для объявления войны Карлу Пятому. Герцогине Этампской пришлось с этим смириться, тогда как лицо вдовы Великого сенешаля осветила улыбка торжества и презрения.
Был, момент, когда фаворитка, казалось, нашла подходящий предлог для войны: на Ассамблее электоров в Аугсбурге Карл Пятый обвинил Франциска I в том, что он клятвенно пообещал Султану Сулейману впредь отрицать божественность Христа и непорочность Девы Марии, убивать свинью в купели и заниматься блудом в алтаре.
Но это обвинение было настолько смехотворно в своем преувеличении, что король отказался принять его во внимание.
И все-таки случай, о котором грезила герцогиня, представился несколько месяцев спустя, когда в Италии по приказу императора были убиты два французских посла, Фрегос и Рэнкон.
В иные времена король, возможно, ограничился бы тем, что выразил «своему брату» недовольство по поводу случившегося в письменной форме. Теперь же, подталкиваемый фавориткой, Франциск I объявил Карлу Пятому войну.
И тут же были поставлены на ноги две армии: одной из них должен был командовать лично дофин, другой — герцог Орлеанский. Первому предстояло осадить Перпиньян, второму — Люксембург.
Не успела начаться война, как сразу стало ясно, что дела у братьев складываются по-разному. Если принц Карл одерживал блестящие победы, то Генриху осада Перпиньяна давалась нелегко. Бедняга уже знал, что враг, предупрежденный герцогиней Этампской, бросил против него десять тысяч человек.
В течение нескольких дней он мужественно пытался взять город штурмом, но любое его усилие сводилось на нет предательством. Историк Дре дю Радье сообщает, что маршал д'Аннебо, связанный с герцогиней Этампской, «доходил до того, что приказывал разобрать батарею, удачно расположенную кем-то из старших офицеров, и установить ее так, чтобы не было никакой пользы…».
В конце концов дофин был вынужден снять осаду. С чувством стыда он покинул Перпиньян и вернулся в Монпелье, где его очень холодно встретил Франциск I.
Бедный Генрих был, конечно, опозорен, но он остался жив, и раздраженная герцогиня Этампская подумала, что придется все начинать сначала.
А начинать сначала было непросто, поскольку дофин, почувствовав отвращение к войне, с облегчением вернулся к двум своим женщинам.
Любимый одной и обожаемый другой, он расслаблялся рядом с ними, обволакиваемый атмосферой мягкости, тепла и семейного уюта.
Это верно, что все определенней можно было говорить о супружеской жизни втроем. Гифре говорит, что «Диане удалось так основательно встроиться в интимную жизнь высочайшей четы, что постепенно она превратилась в некотором роде в вершину супружеского треугольника, доводя его тем самым до полной гармонии».