Евгений Крыжановский
Женька Крыжановский
Появился я в стране в переломный для нее период, когда дедушки Сталина уже не было, а культ личности развенчать еще не успели. Возможно, момент рождения и предопределил особенность дальнейшей моей судьбы: балансировать всегда «между». Отец мой в ту пору служил в морской авиации, поэтому появление мое на свет произошло на берегу Черного моря, в городе Николаеве. К сожалению, о том, что я сын бравого моряка, я знаю только из рассказов родителей, потому что к тому моменту, когда я стал уже что-то понимать, моего отца благодаря очередной мирной инициативе Н. С. Хрущева, резко сократившего морскую авиацию, уже перевели в пехоту и «обули в сапоги», направив служить в Козельск Калужской области. Козельск знаменит тем, что хан Батый долго не мог его взять и положил у стен города тысячи своих воинов. Может, и до сих пор бы не взял, но в одной из близлежащих деревень нашелся предатель, который помог ему это сделать. Деревенька эта существует и по сей день и, возможно, с тех пор носит очень выразительное название — Дешевки, а ее бедные жители все это время несут тяжкий крест насмешек и издевательств, расплачиваясь за трусость своего земляка. Разумеется, мы, козельские мальчишки, тоже с презрением относились к сверстникам из Дешевок, будучи твердо уверенными, что ни жить, ни тем более родиться мы там не могли.
Надо сказать, что актерство во мне видимо, заложено генетически. Моя мама, Екатерина Григорьевна, с детских лет была великолепной артисткой у себя в деревне, а уже, будучи замужем, даже играла в самодеятельности нашего военного городка, за что была гоняема отцом, в ту пору молодым ревнивым лейтенантом. Заглянув однажды на репетицию, он «застукал» маму в «объятиях» театрального партнера. Не догнав мамы, папа набил морду режиссеру. На этом актерская карьера мамы закончилась.
Уже в ту пору проявилась моя любовь к юмористическим историям, но придумывал и травил их своим товарищам я не потому, что готовил себя к карьере артиста, у меня и в мыслях такого не было, а из-за мечты о море и желания подражать бывалым морским волкам. Видимо, начинали проявлять себя отцовские гены. Бредил я морем долго и серьезно, не исключено, что это было еще и проявлением тяги к романтике, противодействием унылой жизни в маленьком провинциальном городке. Я выучил почти наизусть словарь морских терминов, мог без запинки рассказать, чем отличаются грот-мачта от фок-мачты, а бушприт от стакселя и не стал бы искать гальюн на клотике. Неплохо владел я и азбукой Морзе. Но (а без «но» ничего в нашей жизни не бывает) для исполнения моей мечты о море всего этого оказалось недостаточно. Меня подвело мое плохое зрение. Еще в пятом классе мне прописали очки, но носил я их в основном в кармане, будучи готовым надеть на нос лишь в крайнем случае, например, если упаду в яму, чтобы увидеть, сколько еще осталось лететь. Медицинская комиссия в Лиепайском (Латвийская ССР) мореходном училище зажгла передо мной красный свет, постановив, что я не подхожу для флота не только в роли впередсмотрящего, но даже и радиста.
Немного погоревав, я решил, что так легко они от меня не отделаются, и начал готовиться к поступлению в Николаевский судостроительный институт. Желание попасть на море было у меня настолько сильным, что я даже легко смог заставить себя учить не любимые мной математику и черчение, хотя не забывал и любимые предметы: литературу, географию, историю и немецкий язык.
И вот тут-то случилась та самая поездка в Тулу…
Актерские байки делятся на те, с которыми можно выступать на сцене, те, которые можно рассказывать в компании, те, которые можно рассказывать только в очень узком кругу, и те, которые лучше никому не рассказывать. Возможно, некоторые отнесут именно к последней категории ту совершенно правдивую историю, с которой я хочу начать свой рассказ, так как выглядим мы с друзьями в ней далеко не лучшим образом. Ну, да ладно. Что было, то было…
В теперь уже далекие застойные годы, когда был я до неприличия молод и работал в академическом театре им. Янки Купалы, было принято регулярно давать так называемые выездные спектакли для сельских жителей. Группа артистов вместе с декорациями и костюмами загружалась в маленький автобусик и по тряским дорогам ехала в какой-нибудь дальний колхоз, чтобы за 300 рублей (на всех!) сыграть никому не нужный спектакль. Зрители, как правило, такие выездные «халтуры» своим вниманием особо не жаловали. Да и кому захочется смотреть дурацкую «залепуху» о нашей счастливой жизни, если дома работы по горло, поэтому в зале обычно сидели только несколько старушек, куча детей да шумливая компания пьяных бездельников.