Кстати, некоторые христофоровцы, узнав об этой истории, поселяясь в гостиницах, стали с тех пор тщательно осматривать свои номера. Я вижу сейчас саркастическую улыбку на лицах читателей. И совершенно напрасно вы это делаете. Когда мы выступали в Армавире (пожалуй, самом грязном и пыльном из городов, где мне доводилось бывать), то обнаружили на антресолях в одном из номеров бутылку водки. Мы долго боялись ее пить, думали — а вдруг это какой-нибудь злоумышленник оставил, чтобы отравить нас, даже осматривали через увеличительное стекло пробку, но ничего подозрительного не заметили. Бросили на пальцах, кому проверять первому, и откупорили бутылку. Испытание прошло успешно, никаких нежелательных последствий не было, и допивали мы ее уже коллективно. После этого даже самые большие наши скептики, смеявшиеся прежде над другими, сами стали обыскивать свои номера. Хотя, возможно, они занимались этим, как и мы, и раньше, да только стеснялись до поры до времени признаваться.
Экскурсия
По дороге в столицу мы, сколько было сил, пели, и сколько было — пили. Остановились в Москве мы возле самой Красной площади, на Васильевском спуске. Автобус закрыли. Девушки разбрелись по магазинам, а мне мой шеф-горбун поручил докупить выпивки на обратный путь. Я взял «авоську» и, пошатываясь, отправился выполнять «спецзадание». Времени у меня было предостаточно, поэтому я, не торопясь, брел по улицам, куда глядели глаза и несли ноги. Найдя нужное заведение и наполнив сетку бутылками дешевого вина, я еще немного поболтался по улицам, а потом решил возвращаться обратно, но идти другим маршрутом, чтобы как-то разнообразить впечатления. Проходя по одному из переулков и глазея по сторонам, я вдруг заметил здание, которое мне показалось знакомым. Подойдя ближе к красивой металлической ограде, я присмотрелся и узнал его — это был ГИТИС, театральный институт, в который я так бесславно поступал в прошлом году. Взявшись руками за решетку, я стал наблюдать за тем, что происходило в институтском дворе. В здание входили и выходили из него группки студентов, они о чем-то оживленно разговаривали, смеялись, все были красивы, жизнерадостны и уверены в себе.
Со стороны я напоминал, видимо, многократно описанного в русской литературе крестьянского парня, восторженно и влюбленно наблюдающего, прильнув к ограде барского сада, за игрой дочерей помещика. Вид, кстати, был у меня соответствующий: длинные немытые, крашенные в черный цвет (по последней тульской моде) волосы, видавшая виды куртка, широченные брюки-«клеши», давно нечищеные ботинки, и в руках сетка-«авоська» с бутылками «чернил». Сегодня бы меня легко приняли за бомжа, а тогда я был типичным провинциальным «модником». Но в тот момент я ни о чем таком не думал. Не отрываясь от решетки, я весь был во власти воспоминаний. В памяти всплывали одна за другой сцены из моего недавнего краткосрочного пребывания в стенах ГИТИСа. Я думал, что все это давно похоронено во мне и никогда не возвратится, ан нет, не тут-то было.
«Глаза его горели, пальцы сжимали прутья решетки, голова гудела от нахлынувших и бушевавших в ней мыслей и чувств. «Да что же я делаю?! — думал он, — Ведь вот же моя настоящая жизнь, а я чем занимаюсь? Неужели я такое ничтожество, что не могу побороться за себя? Я должен быть среди этих людей, а иначе я вообще не достоин жизни. Разве назовешь ею мое серое и бездарное существование? Все. Конец. Или-или…» — так обычно пишут в дешевых романах о переживаниях героя, но так тогда было и со мной, и ничего с этим не поделаешь.
Не помню, как доплелся я до автобуса, помню лишь, что вид мой всех очень удивил. Да, хотя внешне я остался все тем же, внутренне это был уже совсем другой человек. А когда я вдобавок наотрез отказался от вина, то озадачил даже своего невозмутимого шефа, который сначала огорчился, но потом, глотнув пару раз, обрадовался. Весь обратный путь я молчал, обдумывая план дальнейших своих действий.
Друзья часто спрашивают меня сейчас, с чего это я стал таким ярым фаталистом. А как им не стать, если в моей жизни было так много случайностей, которые в корне меняли мою судьбу. Ведь не попади я тогда в переулок Собинова, в котором находится ГИТИС, и, кто знает, скорее всего, моя жизнь сложилась бы совсем по-другому, а может быть, даже вообще не сложилась бы. А сколько еще было таких случайностей! О некоторых из них (обо всех просто невозможно) я постараюсь рассказать в этой книге.